Он тосковал по умершей жене, и влюбился в незнакомку, которая превратилась в девушку - потому что тоже полюбила в ответ. Но та сказка была грустной - князь через три года предал свою княгиню, влюбившись в добрую сироту, которую она считала сестрой - родители этой
В ярости ведьма вновь обратилась в зверя, и убила тех, кто ее ранил, а сама вернулась в лес, к своему волку. Но вскоре обоих не стало, потому что волчица возненавидела людей, и нападала на путников, пока сотник князя не собрал охотников, которые и перебили всю стаю...
Но в моей истории все живы, а никаких влюбленных сироток нет
P.S. Старинные имена и выражения стащены из тех, что помню из книг. Что не помню, то пересказано своими словами и додумано. Потому и долго - непросто писать в таком стиле.)
P.P.S Я не историк, а дядя мне "с детскими сказками" помогать отказался, поэтому могут быть ошибки по части древнерусской достоверности. Местами может и сильные. Но это именно сказка (хотя и недетская), поэтому думаю - нестрашно. Хотя бету все равно ищу.)
1.
...Осенью темнеет рано — казалось бы, еще только полдень минул, а за окнами уже непроглядная хмарь, и лошади спотыкаются на обледеневшей дороге. О людях и говорить нечего — тренироваться в такую погоду смерти подобно, мечи срываются из замерзших рук, стрелы безвозвратно теряются во мгле.
А потому сотник Радим на целых полчаса раньше махнул перчаткой, крикнув довольным рекрутам, обучавшимся при княжеском дворе воинскому искусству:
— На сегодня все, соберите оружие да ужинать идите.
И сам первым пошел в дом, в жарко натопленную поварню. Там всегда ярко горел каменный очаг, и приятно пахло чем—то вкусным, а под низкими закопчёнными сводами было так уютно отдыхать холодными вечерами, сидя на длинных дубовых лавках за длинным выщербленным столом и лениво глядя на пляшущие по стенам причудливые тени.
Вообще—то Радим жил наверху, в отдельных просторных покоях, и имел право кушать у себя — мудрый воин пользовался большим уважением при княжеском дворе. Но предпочитал обедать вместе с остальными — забавно было слушать разговоры молодых стражей, не так одиноко казалось в их компании.
Правда, хмурился он порой от их шуток — вечно эти бездельники обсуждали то прелести будто бы случайно снующих туда—сюда дворовых девушек, то странности княгини, иногда выходившей, как сегодня, поглядеть на занятия.
читать дальше
Или, быть может, на того, кто чем—то приглянулся новой хозяйке усадьбы — не раз замечал Радим, как больше, чем на прочих юношей, глядит княгиня на пригожего Ждана. Вот и сейчас втайне сердился сотник, видя, что мальчишка, завидев ее, пропустил удар соперника, — не на него сердился, — на себя. Что не отговорил хозяина, пустил в дом ветреную девчонку, а она хвостом крутит, вместо того, чтобы горько плакать день и ночь, ожидая князя.
Хотя кто знает, о чем думала вышедшая на крыльцо Любомила — одна, без служанок, которых и близко к себе не подпускала, несмотря на обычай. Остановилась у перил, слегка кивнув поклонившимся стражам, и пристально взглянула на растрепанного, покрасневшего Ждана, у которого от ее мимолетно—ласковой улыбки даже рука как будто болеть перестала:
— Ну, не печалься... ты ради наставника бился, верно? В другой раз считай, что за меня сражаешься. И будь уверен, — победишь.
Уже не таясь, нахмурился, Родим, оскорбленный насмешливым тоном княгини, — прежняя хозяйка как родного отца его почитала, а новая будто бы и равным не признает, — слишком вольно шутит, ни во что ни ставит умудренного опытом воина. Чужой казалась она ему, все в ней было странным, незнакомым, — от непонятных гордых речей, до манеры презрительно щуриться в ответ на учтивое замечание одного из стражей:
— Как бы не простудились вы на ветру, светлая княгиня... морозно нынче на дворе.
— Мороз лишь слабых кусает — с чего мне бояться стужи? Она меня нянчила, когда я девчонкой несмышлёной была, а ветер песни чудесные пел, укрывая пуховым одеялом — тихо рассмеялась Любомила, плотнее запахивая длинную вышитую накидку.
"Ты погляди... даже плащ носит не по—нашему, на одном плече. Знать бы, где так ходят — в Цареграде что ли? — с раздражением отметил про себя сотник, еще больше мрачнея — А тебе сейчас будет урок, чтобы по сторонам в бою не глазел!" — но Ждану иное виделось, не соперницей казалась ему княгиня, а светом, что раны исцеляет.
Был он младше других учеников, и не мог сражаться наравне с братом. Да еще загляделся на гостью, не слышал, как Дарен, издали кричит ему, что за спиной учитель нацелился ударить — не прощал он ошибок, что в настоящем поединке жизни воину могли стоить.
Но девушка только по—лисьи хитро улыбнулась, неслышно проговорила что—то, подняв руку — будто бы удачи желала. И невесть откуда вылетел лохматый дворовой волкодав, словно откликнувшись на зов, — пробежал мимо Ждана, привлекая внимание. А когда тот обернулся, то чудом успел поднять деревянный щит, — не только сам на ногах устоял, но даже сотника наземь сбил... и до смерти испугался, что дальше будет.
Однако промолчал Радим, с трудом поднимаясь — понимал он, не могло у мальчишки сил хватить на то, чтобы серьезный удар так запросто отразить, зашептались ехидно остальные — что де "видно пока князь на войне, княгиня себе другое утешение нашла..." А Любомила только загадочно усмехнулась, зябко поведя плечами, мимоходом погладила довольно заворчавшего пса, и вернулась в теплый дом, ко всеобщему удивлению — разом потеряв всякий интерес к мальчику.
2.
— ...Слуги толкуют, что ведьма она, оттого и нравится чуть не каждой собаке. Ведь зарекся князь после смерти Доброгневы о любви думать. И странно, что вдруг поклялся быть парой едва ли не первой встречной — слегка злорадно говорит один из них, некрасивый деревенский увалень, по крысиному щурясь на огонек свечи, пока кухарка расставляет тарелки.
— А ты поменьше завистников слушай, Мал... им бы только зря добрых людей оговорить, да горе в чужой радости найти — перебивает его другой, высокий кудрявый Дарен, известный на княжеском дворе балагур — девки в родном селе поголовно, наверное, сохли — Я вот думаю, что правду монахи новой веры говорят — у каждого свой ангел есть, только найти его трудно... — он умолкает, задумавшись о чем—то своем, и за него слегка покраснев, договаривает сидящий рядом Ждан:
— ...Но князь наш светлый своего, наконец, встретил, вот сердце его снова и ожило — юноша поворачивается к огню, весело спрашивая у наставника — А вы как рассудите, храбрый Радим — верно я говорю? Может статься, что молодая княгиня с небес к нам пришла?
— Может с небес, а может и нет... Дьявол тоже, говорят, прельщать великий мастер — насмешливо, хотя и вполне добродушно улыбается в усы сотник, лукаво глядя на смутившегося мальчика и перешептывающихся учеников.
Он собирается сказать еще что—то, но всего через мгновение невольно припоминает поговорку святого старца, проповедующего веру в Христа — "помянешь черта, а он тут как тут", когда крестница княгини с ошалевшим видом распахивает тяжелые двери, с порога истошно крича:
— Ради Бога, идите скорей сюда! Хозяюшке плохо совсем, боюсь, кабы не померла, храни нас святая Мария...
— Типун тебе на язык, Некраса! С чего ей вдруг умирать?! Молода княгиня… даже слишком — Радим одним строгим взглядом останавливает вскочивших было стражей, устремляясь наверх по лестнице вслед за тараторящей девочкой:
— Не знаю я! Она с рассвета добрая была, на вас смотреть ходила, да книжку мне греческую читала, а сейчас вдруг как застонет... побелела вся, и чуть не упала, будто в сердце мечом ударили. И злая сразу стала, ругается, чтобы я вон убиралась и что ехать ей куда—то надобно... — Некраса без стука врывается в светлицу княгини, и пожилой воин сразу понимает, — что—то нехорошее случилось.
3.
Любомила словно не в себе — мечется по комнате, не обращая никакого внимания на вошедших — длинные волосы растрепались, глаза блестят, будто в лихорадке. Она бледна как смерть, и прижимает ладони к груди, заметно кривясь от боли, словно ее и вправду ударили.
— Прилечь вам надо, да помолиться — вот и станет легче! Мила, ну успокойся... Хочешь — я с тобой посижу, до утра спать не буду? Только не упрямься, пожалуйста! — девочка крепко обнимает крестную, пытается помочь ей дойти до спальни, но та отталкивает ее руки, второпях одеваясь, и сквозь зубы прошипев как рассерженная кошка:
— Исчезни с глаз. Разве не видишь — не до тебя мне сейчас...
— А я думала — вы мне сестра... да видно правду говорят, что ведьмы никого не любят! — обидевшаяся Некраса чуть не плача выбегает из комнаты, незаметно крестясь — она никогда раньше не видела спокойную до равнодушия, но неизменно приветливую Любомилу настолько безумной. Кажется — еще немного, и сквозь человеческий облик прорвется что—то страшное.
— Господи помилуй... что с вами, светлая княгиня?! — испуганно ахает сотник, едва не перекрестившись вслед за девочкой — Неужто кто мимо нас прошел, или хворь какая приключилась?
— Не твоего ума дело — также резко обрывает его та, и приказывает, дрожащими руками пытаясь застегнуть янтарные пуговицы на подбитом беличьем мехом плаще — Кобылу мою выведи, и побыстрее... нельзя мне опоздать.
— Да куда же вы ехать в такую пору надумали, скажите на милость?! — Радим вспоминает, что за окном поздняя осень — снега еще нет, но в это время добрый хозяин собаку за ворота не выгонит. Пронизывающий ветер мертвым холодом пробирает до костей, а по стылой земле ползет влажный густой туман, от которого черные стволы деревьев по утрам искрятся серебром.
— В лес — коротко отвечает княгиня, от волнения длинные фразы путаются в голове — Времени совсем мало осталось. Друг мой в беде — тихий холодный голос заметно смягчается и теплеет на последней фразе.
Немолодой сотник лишь недоверчиво качает головой, но не перечит ей, и с поклоном выходит из покоев, спускаясь по лестнице на чисто выметенный двор.
4.
На конюшне он самолично взнуздывает и седлает строптивую лошадь Любомилы, всегда норовящую укусить конюха.
Девушка сама по весне нашла ее на какой—то ярмарке, — изящная тонконогая кобыла, черная как ночь, и злая как черт — она словно отражение своей хозяйки, которую явно любит, хотя и слушается через раз. Но строгая княгиня отчего—то прощает ей все пакости, и редко ездит на других лошадях — те начинают испуганно ржать при ее появлении, словно чуя поблизости дикого зверя.
— Да стой ты спокойно, бешеная тварь! — Радим привычно уворачивается от подбитых сталью копыт, затягивая ремни, и думает про себя, что налитые кровью глаза, с ненавистью косящие на человека, не могут принадлежать обычной скотине... разве что речному духу, по старинному преданию умеющему оборачиваться конем. Говорят — если поймать его на берегу в ночь Солнцестояния, и произнести заветные слова, то вода покорится и застынет, навек останется быстрым и сильным скакуном.
Вот только сотворить подобное смогла бы только ведьма, которых, говорят, давно всех сожгли на кострах за их злодеяния. Лишь по глухим деревням остались местные знахарки, да насчет княгини у сотника имелись подозрения... у всех они, впрочем, имелись, кто знал ее насмешливый характер и слышал странные речи.
Радим с самого начала предвидел недоброе — сорок лет он прожил в городе, и не слыхал, чтобы у старого Тура, которого за мрачную нелюдимость прозвали Лешим, дитя имелось. Да и где ж это видано, чтоб княгиней дочь лесника становилась, без приданого и без титула?!
Боялся он за воспитанника... ох, как боялся. Что зачаровала его лесная ведьма, а однажды и вовсе погубит — кто знает, что на уме у пришедших из Нави?
5.
Да только обманул мудрый разум сотника — не принесла молодая княгиня несчастья в дом. И хоть была порой высокомерна и жестока — но всеми силами помогала князю, себя не щадила. А он до сих пор боялся признаться, что привязался к девушке, — так, будто вечно ее знал, будто не было в сердце Доброгневы, выбранной за красоту и тихий нрав старым учителем...
Сотник Радим много лет служит в княжеском доме — прошлого хозяина спас когда—то от медведя на охоте, да не смог спасти их с супругой от моровой лихорадки... никогда он не забудет, как прекрасная княгиня заклинала верного друга спасти ребенка, в бреду срывая с себя драгоценные кольца:
— Не доживу я до рассвета, — сейчас уже чувствую, как могильный холод к сердцу змеей ползет. Знаю, что братом названым был ты моему мужу, знаю, что меня всегда любил... что хочешь, забери, Радим, все золото, все проклятые камни эти — только сбереги нашего сына, один он теперь остается на белом свете... — голос женщины слабел с каждым словом, перстни со звоном падали с рук, раскатывались в разные стороны, тускло блестели на дощатом полу. Но стоящий посреди комнаты сотник, три часа назад лично отдавший приказ готовить похороны князя, даже не притронулся к ним, в первый раз в жизни едва не зарыдав от бессилия, понимая, что ничего уже не вернуть... ничего.
Княгиня сгорела к утру, лихорадка сожгла ее изнутри, оставив лишь призрачную тень былой красоты. Радиму с тех пор казалось, что он сам умер в ту ночь — когда невидяще смотрел в застывшее восковое лицо, стоя на коленях возле постели, вновь и вновь повторяя в пустоту имя, словно надеясь, что хозяйка услышит.
Так прошло, наверное, несколько часов — за окном уже занимался серо—алый осенний рассвет, когда сотник, с огромным трудом заставив себя успокоиться, рывком поднялся на ноги, в последний раз взглянув на княгиню.
И почти выбежал из комнаты, не сразу сообразив, отчего молодая служанка шарахнулась от него, истошно вскрикнув. Только случайно увидев свое отражение в начищенном до блеска медном подносе, который она со страху уронила, Радим понял, что его волосы за одну ночь побелели, будто присыпанные пеплом...
6.
С тех пор он считал мальчика сыном, хотя прекрасно понимал, что едва ли может заменить ему отца. Но выполнил клятву, данную его матери — увез из столицы в старый деревенский дом, где сам, когда то вырос, а через полгода, когда окончательно схлынуло моровое поветрие, вернулся вместе с юным князем в усадьбу.
Седого сотника там все знали и даже немного побаивались, но безмерно уважали — все время проводил он с ребенком, не женился, и детей своих не завел, хотя многие богатые вдовушки заглядывались на статного и высокого мужчину, еще совсем нестарого.
Однако слишком свежи были в памяти Радима пронзительные хриплые крики одуревших от добычи воронов, круживших над домом, а по ночам мучительными воспоминаниями чудились хрупкие белые цветы, выросшие на кургане, что насыпали люди над могилой прежней княгини...
Напрасно он старался забыться, тратя все силы на то, чтобы научить ребенка сражаться, пытаясь позаботиться о нем — как умел. Мальчик вырос таким же смелым, какой была она... таким же спокойным и упрямым.
Впрочем, он редко спорил с наставником, и когда пришло время — тот лично нашел ему невесту, — дочь одного из торговых гостей, прекрасная Доброгнева, была, несмотря на имя, покладистой и сердечной, с первого взгляда влюбившейся в жениха. С огромным трудом сосватал ее Радим у заносчивого Стояна, — купец настолько гордился своим богатством, что и за княжеского сына не сразу отдал единственное дитя.
Но даже его золото не смогло спасти новую княгиню от старой беды... через год после свадьбы мор вернулся, пусть и был не столь страшным, как прежде. Князь выжил — то ли усилиями местных знахарей, то ли чудом — Радим день и ночь молился всем известным ему богам, забыв обо всем, чувствую, что не переживет второй потери...
Молитвы оказались не напрасны – в княжеской усадьбе выздоровели все, лишь одна только Доброгнева не смогла пересилить болезнь. Видел сотник, как потемнел лицом князь после ее смерти, совсем перестал улыбаться... не притворно любил он жену, тихо сказав наставнику после похорон, глядя на убитого горем Стояна, враз растерявшего всю спесь:
— Видно судьба у меня такая — терять… И не стану я больше с ней спорить.
...Есть еще 6таких же маленьких глав (продолжение и окончание). Открою по желанию читателей,если таковое будет