Предупреждения: авторская вычитка, сомнительная мораль и открытое окончание. Ну, как всегда...
P.S. Благодарю за помощь соавтора, а также леди Лио и сестру. Солнце, твоя критика мне тоже помогла.)) Но прости - ничего переписывать сейчас я не буду. Как уж есть.
6.
...Больше не искал князь новой любви, с утра до вечера дни проводил в делах и сражениях, позабыв об отдыхе, словно пытаясь забыться в заботах о городе, стереть без следа прошлое, что мучило бессонные ночи напролет, мешая жить.
До рассвета стояли перед глазами тени прошлого, а когда удавалось измотанному человеку ненадолго сомкнуть глаза, то и во сне настигали, не давая покоя, смутные образы - то тоска по родной матери, ее теплые глаза и ласковые руки, то укоры Доброгневы, что, казалось, до сих пор винила мужа в своей смерти, а иногда жуткий волчий вой, и горящие ненавистью взгляды, что неотступно следили за ним, скрываясь в лесной чаще - но не живым был тот лес, безмолвным и мрачным... будто темная Навь открывалась взору, и Бог весть, к чему грезились подобные видения.
Никому не рассказывал о них князь, лишь старому наставнику поведал раз о том, что видел под утро - словно напало на город черное войско, и смеялся безумно незнакомый князь, что привел его, - а когда начали стражи стрелять в чужаков, то оказалось вдруг, что не всадники это, а волчья стая...
Крепко тогда задумался Радим... хоть и начал он верить в нового Бога, да все же помнил еще старые предания - про Чернобога и Морену, что лихие хвори насылают на людей, да про заклятые волчьи стаи, разносившие моровое поветрие.
Слышал он, как одинокие люди вещими порой становятся, князь же три года назад супругу потерял, и с тех пор на девиц и не глядел - быть может, что предвидеть смог новый мор. Решил тогда сотник устроить большую охоту - и город от напасти избавить, и князя немного развлечь, прогнать пустую тоску.
Да только с самого рассвета не так все пошло, как думалось. читать дальшеНапрасно рыскали по лесу егеря и псари - хоть и говорил старый Тур, что много нынче волков развелось, ни одного не встретили охотники, словно ведьма, какая заранее отвела стаю от княжеской стражи.
Лишь к полудню напали они на след - да и то волк одиноким был, худым и косматым, - замерев на холме, осматривался вокруг, принюхиваясь к ветру, словно издалека пришел, не успев обжиться. Коротко рыкнул, заметив нацелившихся было людей, и сорвался с места, в миг, исчезая меж густых деревьев.
Долго гнались за ним охотники, да только словно бы растворился зверь - гончие псы уже след потеряли, и взмыленные кони сбавили шаг, а князь все летел вперед, не слыша их криков - чудилось ему, что видит он вдалеке черную тень, петляющую зигзагами - будто ища кого-то.
И когда вынес его конь к дому лесника, то сгоряча не понял человек, что не того зверя нагнал. Волчица, рыскавшая у избушки, куда меньше была, зато густой темный мех под солнцем лоснился, - видно не голодала зимой. Исподлобья смотрела она на разгоряченного погоней человека, чуть обнажив клыки, и слегка помахивая пушистым хвостом - словно не чуя опасности. Усмешкой казался ее оскал, и не было страха во внимательном взгляде - скорее интерес.
А князь лишь мелком подумал, что лучше бы надо следить Туру за своими овцами, занося короткое копье - и попал бы, конечно, если бы конь под ним не шарахнулся в сторону, краем глаза заметив взвившуюся в прыжке тень, перемахнувшую невысокий забор.
Не удержался князь в седле, не думал, что способен на такое лесной зверь - спрятаться у самого жилья, будто засаду подстроив. А давешний косматый волк хрипло рычал в лицо, намереваясь вцепиться в горло - но за миг до того, как провалиться в темноту, вдруг услышал он, как резко завыла серая волчица - еще подивился, что не сбежала она в чащу, как испуганный конь.
И почудилось князю в забытьи, будто вспыхнуло пламя в глазах волка... словно узнали они друг друга, встретились после долгой разлуки. Послышался в вое негромкий голос, устало, но твердо проговоривший:
- Оставь... охотников уведи, не стоит им видеть, что дальше будет. А тебя я сама найду, когда нужно будет.
Неохотно, но послушался волк, отходя от человека, коротко рявкнул, вновь исчезая за деревьями. И последним, что видел князь, были глаза серой волчицы, что неслышно подошла, обжигая горячим дыханием лицо. А дальше - только темная бездна, в которой не было ни боли, ни света, ни звука. Ничего не было.
***
...Когда же очнулся человек, спустя время, то солнце уже клонилось к закату, золотым светом выкрасив макушки деревьев. Не было вокруг никаких волков, лишь незнакомая девушка обеспокоенно склонилась над ним, смачивая лоб холодной водой, с облегчением вздохнула, видя, как мужчина открыл глаза:
- Ну, слава богам... я уж думала, что не вернешься ты из Нави, светлый князь. Да видно Морана-госпожа меня услышала, согласилась, что мне ты нужней.
Смутился человек от странности двусмысленных речей... хоть и недавно пришла в его земли Христова вера, да все ж и раньше мало, кто осмеливался черную богиню своей госпожой почитать.
Но еще мутились мысли от удара о твердую землю, потому не подумал он плохого, благодарно улыбнувшись девушке:
- Назовешь ли свое имя, гостья лесная? Странно мне, что сразу ты узнала, кто я... - подозрение смутное мелькнуло в его словах, но та лишь рассмеялась тихо, тряхнула головой, перекидывая волосы на спину:
- Кто же князя не знает? Если только последняя дура. А я Любомила, в доме лесника живу - и заметив, как нахмурился человек, поспешно договорила - Тур отец мне, сызмальства у меня никого больше нет.
- Совсем видать рехнулся наш старый лесник... имя дочери дал истинно княжеское - удивился он, вдруг ясно вспоминая прошедший день - Да и что за проклятые места здесь?! Привиделось мне давеча, будто волчица со мной говорила... и конь взбесился, - в боях- стрел не боялся, а тут летел, словно леший его плетью гнал.
Но девушка лишь плечами пожала, недоверчиво усмехнувшись:
- Ты, светлый князь, головой видать сильно ударился... где ж это видано, чтобы волки разговаривали? Разве что в сказках - и добавила хитро прищурившись - Коли хочешь, то расскажу тебе одну, светлый князь. Может и поймешь, кого на пути своем повстречал.
- Расскажи... хоть и давно я не дитя малое, а интересно мне послушать о вещих зверях - отзывается князь, которому все вокруг и без того сказкой кажется...
И не сказать ведь, что Любомила красавица писаная, Доброгнева и покраше была. Да только отчего то чудится человеку, словно не первый раз он ее видит, словно давно знаком - помнит откуда-то внимательный взгляд и хитрую улыбку. Много в ней непонятного - и волосы в косу не заплетены, и одета пусть не по княжески, но все ж платье куда лучше, чем дочь лесника может носить. Да и говорит свободно, без наглости, но как с равным - и руки ее не испорчены тяжкой работой, пахнут травами, что не растут в лесу... А пока думает князь, что за чудеса такие творятся вокруг, девушка прислоняется к дереву, говорит негромко, будто вдаль мыслями уходит:
- Издавна так повелось, что волки в двух мирах сразу живут... души их с мертвыми говорить могут, силу черпают из бездонной Нави. Прошлое и будущее для них как одно, служат они в войске Чернобога, ждут своего часа. А еще сказывал мне отец, будто есть в наших лесах волчица - дочь самой Мораны. И хоть далеко ей до матери, но помогает она своим братьям, уводит стаи от копий, морочит охотников...
- ...Ведьма, значит. Слышал я, что людей они всем сердцем ненавидят - чуть рассердившись перебивает ее князь, и чувствует, как до боли сжала его руку Любомила, словно обидевшись за ту волчицу:
- Ведьмы по деревням скот изводят, мерзкие настойки из мухоморов варят, бесятся в своей злобе - резко отзывается она, - не след тебе, светлый князь, путать навью дочь с глупыми бабами - и негромко продолжает, чуть успокоившись - Люди же сами виновны, - не волки моровое поветрие разносят, сам Чернобог его насылает, в наказание за смерть своих детей. Нельзя убивать волков, охотники они, не добыча. Что же вам - оленей до зайцев мало? Слабы эти твари, трусливы и добры - их участь извечная быть добычей тех, кто сильнее. За хищников же духи Нави мстят, - слыхала я, будто Чернобог лучшего своего воина послал, что сможет объеденить стаю, и в Купальскую ночь поведет свое войско на людей... - девушка замолкает, прервавшись на полуслове.
8.
- ...Занятная сказка. Словно и не сказка вовсе - князь рывком поднимается на ноги, припоминая сон, хотя голова еще кружится слегка, но Любомила продолжает сидеть, с отсутствующим видом, будто и не здесь находится, а где-то далеко - говорит, как в забытьи:
- С тех пор волчица рыщет по лесу, пытаясь найти кого-то, с кем от рождения заклятой нитью связана. Кто достоин ей парой стать, кому будет она верной подругой... много ее сестер пало от людских копий и капканов, безмерно рада колдунья отдать свою силу на то, чтобы дотла сгорели их дома, прахом развеялись, сгнили тела, чтобы разорвали вещие волки их детей - ледяным становится голос Любомилы, но на следующей фразе будто теплеет - Только на то и сказка это, что вышло все по иному... будто судьба вмешалась, спутала Марене все карты, другой расклад волчице подбросила... светлый вместо темного.
- И что же - нашла она того, кого искала? - слегка усмехается князь - давно он не слышал чудесных историй, с самого детства кажется.
А ведь когда-то любил их... очень любил. Верил, что бывают на белом свете чудеса, и не только в сказках, которые мать перед сном сказывала.
После ее смерти повзрослел конечно сын, позабыл в битвах детские мечты... да только вдруг увидел, как отразились они в глазах девушки, что лукаво улыбнулась из под ресниц, словно очнувшись:
- Нашла, светлый князь... не того нашла - лучше - и чуть потише добавляет, будто бы в шутку - До того лучше, что никого другого ей теперь и не надобно.
- Ну, а тебя как поблагодарить, что мимо не прошла? Во сколько оценишь свою доброту? - спрашивает мужчина, смутившись отчего то ее странно-ласкового взгляда.
- Ни во сколько. Слишком мало во мне доброты, чтобы продавать ее - загадочно отвечает незнакомка, на миг помрачнев, и тут же вновь улыбается, предлагая взамен - Покажи мне свой город, светлый князь - никогда я там не была, но любопытно очень, как в столице люди живут. Вот и будем в расчете - а злато мне ни к чему, не люблю я его - слепит, словно солнце.
- Хорошо, пусть будет, как хочешь - согласно кивает он, скрывая удивление - Да только отчего же ты раньше поглядеть не приходила, коли любопытно было? Вроде недалече живешь, а к нам никому путь не заказан...
- Не могла я в город войти без приглашения - качает головой девушка, и торопливо договаривает, словно скрывая что-то - ...стеснялась одна по людным улицам ходить.
...Но нет в ней и тени робости, когда равнодушно смотрит она на уставших, измотанных погоней стражников, давно потерявших из виду волка, но наконец-то отыскавших хозяина. Который садится на пойманного сотником коня, не обращая внимания на немой вопрос в глазах немолодого стража, и протягивает ей руку, с улыбкой спрашивая:
- А со мной, значит, не боишься в столицу ехать?
И непонятное предчувствие иголкой вонзается в сердце удивленного донельзя Радима, когда невесть, откуда взявшаяся посреди леса девушка спокойно вкладывает пальцы в протянутую ладонь, легко вскакивая в седло, прижимаясь к груди, проводит по волосам, и с улыбкой шепчет на ухо, шутливо целуя в щеку:
- Не боюсь, светлый князь... с тобой мне ничего не страшно, веришь?
9.
С первого дня невзлюбил Радим новую княгиню, да и она к нему добрых чувств не питала, — разве что терпела около себя, будто чуяла, — не прогонит князь старого друга. И он скрепя сердце смирился с решением хозяина — пусть даже понять не мог, за что так внезапно полюбил рассудительный и умный человек невесть, откуда взявшуюся незнатную девчонку.
Надеялся Радим, что это лишь мимолетная прихоть, помутнение рассудка, которое развеется спустя время. Но с течением дней только сильнее убеждался в том, что иным было его чувство... видел он, как заранее тоскует князь, уезжая на войну, да и Любомила, хоть слез от нее не дождешься, в разлуке сама не своя — словно каждую минуту вспоминает, и больно ей от того, что он далеко.
И пусть рассердился сотник, когда говорила она старым воинам, будто в глаза смеясь, что де «коли врагов не одолеете, то недостойны вы живыми сюда вернуться» но спустя час едва не простил ей все насмешки — когда дворовый мальчишка рассказал, как расставаясь с князем, шепнула ему девушка, целуя на прощание:
— Забудь, что скажу тебе... но — возвращайся домой поскорее. Что бы там ни случилось — мне ты любым нужен. Побед на наш век еще хватит, а удача не изменит, коли всей душой мне поверишь.
..Тогда ясно понял старый воин, что не случайной была встреча в лесу — когда сам князь удержал его руку, взявшуюся было за поводья, непривычно твердо посмотрел в глаза бывшего наставника, и учтиво, но непреклонно произнес:
— Нет... прошу тебя, Радим, останься в усадьбе — и негромко добавил, так, чтобы не слышали остальные — Я сумею себя защитить, но если с ней что случится — мне и жить тогда незачем будет.
Лишь поэтому терпел сотник выходки княгини, — смогла она мертвую тоску князя хоть немного развеять, пусть даже на ее душе не меньше печали было... Не со зла — от неизбывной усталости раздраженно глядит она на всадников, выходя на порог:
— Что это за свора, Радим?! — интонация против воли выходит глухо рычащей.
— Светлый князь волнуется за вас, приказал никуда не отпускать без охраны... чтоб худого не сделалось. Уж не сердитесь — убьет ведь, коли не послушаемся — почтительно отвечает один из стражей, искоса посмотрев на молчащего сотника.
— В отсутствии князя я здесь хозяйка. И мои приказы для вас больше значат — в голосе девушки уже не слышна ярость, мысли слишком далеко.
«...Да и при нем тоже» — хочется ехидно добавить ей, но некогда ругаться — дыхание прерывается от боли, к тому же Любомила понимает, что не стоит слугам знать княжеские тайны. И лишь коротко кивает, одним махом взлетая в седло, не дожидаясь, пока слуга придержит стремя — тот едва успевает отскочить в сторону, когда хозяйка с места поднимает кобылу в галоп, устремляясь в сторону чернеющего вдали леса.
10.
Земля уже успела промерзнуть, и лошадиные копыта звонко стучат по обледеневшей дороге, — звук подков вторит мысли, бьющейся в висках стремительно летящей впереди кавалькады княгини — «только бы успеть...»
Она вновь и вновь подстегивает кобылу — зная, что та не может бежать быстрее, но все равно злясь, что поле слишком широкое.
Однако роща постепенно приближается, и когда глухой лес встает стеной прямо перед глазами, Любомила не сдерживает бег лошади, заставляя ее стремиться напрямик к дому лесника, не обращая внимания на то, что тонкие ветви хлещут по плечам.
Лишь на заросшей поляне она резко останавливает лошадь, — по инерции та встает на дыбы, хрипя от злости, однако хозяйка ни на что не обращает внимания, бросая поводья и соскальзывая на землю. Через мгновение из чащи вылетают отставшие стражи, с трудом удерживая взмыленных коней.
Радим спешивается первым, намереваясь пойти с княгиней, но она оборачивается к спутникам, которым не по себе делается от потемневшего до черноты взгляда:
— Здесь ждите — коротко приказывает она, и, не скрывая угрозы, добавляет — Внутрь сунетесь — прокляну. До седьмого колена. Всех.
Но через миг забывает обо всем, закрыв глаза, прислушиваясь к чему—то, слышному только ей. Тишина безмолвствует, и сердце замирает от страха — «неужели поздно?!»
Девушка почти бегом бросается к покосившейся избушке — старый Тур умер прошлой весной, и дом лесника совсем обветшал — крыша просела, стены поросли мхом, а от забора лишь несколько кривых жердей осталось. Выбеленная заморозками, земля вокруг вдоль и поперек истоптана волчьими следами, что отпечатались на палых листьях — так, будто целая стая делила здесь добычу, в пылу драки исцарапав почерневшее крыльцо.
Княгиня остервенело, дергает рассохшуюся дверь, — но она не заперта, распахивается, чуть не слетев с петель. А Любомила едва не вскрикивает,— от порога в темень тянется подсохший кровавый след, и в полумраке низкой комнаты слышно, как кто—то ворочается на импровизированной кровати из соломы, покрытой оленьими шкурами.
11.
И впору бы убежать княгине прочь, когда с трудом приподнимает голову незнакомец... незнакомец ли? Хриплым шепотом окликает ее, пристально глядя в глаза:
— Здравствуй, родная... — да только не человек это, а волк... но девушка совсем не кажется напуганной, лишь роняет накидку, замечая на груди зверя рваную рану — прямо напротив сердца, что у самой с полудня ныло — у волков все беды и радости одни на двоих.
— Почему не позвал?! Отчего так спрятался, что в последний момент услышала? — сквозь зубы то ли спрашивает, то ли ругается она, опускаясь на край постели, и облегченно вздыхает, отводя глаза — главное, что жив.
— Беспокоить не хотел по пустякам благородную госпожу — явно не чувствует себя виноватым лесной охотник, даже сейчас насмешничая — А ты все равно почуяла...
— Люди меня бессердечной считают, и ты туда же? — слегка кривится гостья в ответ, осторожно касаясь лобастой головы — Если думаешь, что я единственного истинного друга без вины могла оставить умирать...
Она закрывает глаза, вспоминая заклятие, и долго беззвучно шепчет что—то, дожидаясь, пока рана затянется, оставляя лишь белесый шрам — много таких скрывается в густой волчьей шерсти...
— ...Рррр – чувствуя, как уходит оставшаяся без добычи смерть, зверь глухо фыркает, встряхиваясь, и незаметно придвигаясь ближе к ведьме.
— Кто тебя ранил? Снова пришлые? — спрашивает та, слабо, но довольно улыбаясь, и устало откидывается назад, прислонившись к бревенчатой стене — собственную боль не исцелить так просто, нужно время, которого всегда не хватает.
— Хуже, — свои. Предатели в стае... были — недобро усмехается тот, а в мыслях благодарно прибавляет — Спасибо...
— Не за что — также безмолвно отзывается девушка, и тихо произносит вслух, ощущая, как силы постепенно возвращаются к ней — Пора мне... домой.
— Оставайся... не с людьми твое место. А здесь — в навьем лесу — пробует убедить ее разом погрустневший вожак, но все без толку:
— Прости... знаешь ведь, что не могу. Князь меня ждет, не меньше твоего нужна я ему, — качает головой ведьма, и чуть слышно вздыхает, отвернувшись к окну — да и он мне тоже.
— Стоило с человеком себя связывать... на цепь он тебя посадил, что ли? — в кривой ухмылке—оскале оправившегося волка куда больше бешенства, чем смеха.
Но гостья спокойна, слишком спокойна для того, чтобы лгать:
— Нет. Я сама так решила. Или ни один из этих шутов меня в замке не удержал бы — она презрительно смотрит через тусклое стекло на опасливо топчущихся во дворе слуг — никому сил не хватит заставить навью дочь любить против воли.
И насмешливо заключает, будто бы смеясь сама над собой:
— ...А ей не любить ума не хватило.
12.
Любомила легко поднимается на ноги, поправляя выбившиеся из—под серебряного обруча темные локоны, и поднимает упавшую с плеч беличью накидку, стряхивая пушистый мех.
Ей пора возвращаться — княгиня не может бросить город, не может оставить своего князя. Она должна заговаривать оружие перед боем, исцелять раны, угадывать наветы — должна быть светлым идеалом — чтобы матери учили дочерей походить на нее, а соперницы украдкой кусали губы от бессильной зависти.
Княгиня честно играет свою роль, не жалея ни о чем — она давно сделала свой выбор. Неважно, заслуживает ли человек верности — она не может отдать его. И не хочет.
…Даже когда невыносимая глухая тоска до чистого льда вымораживает сердце — порой так душно в каменных стенах, и темная ярость закипает в крови. Хочется сбежать из дома, и стремительно лететь — не оглядываясь, до самого горизонта. Чтобы искрящийся снег скрипел под лапами, а полная луна указывала извечный путь — к свободе...
Хочется охоты — настоящей, где нет луков и стрел, а шансы равны. Где можно обогнать стаю, и первой взвиться в прыжке, сбивая с ног задыхающегося оленя. А по весне воздух в лесу так чист, и дикие песни пугают зайцев. Ветер разносит аромат цветов, а однажды, быть может, на зов откликнется тот, кто навсегда останется рядом.
Тот, кто сможет защитить от любой опасности, и согреть в непогоду. Истинное единство — когда мысли понятны без слов, а голоса слышны на любом расстоянии, когда прикосновение унимает боль, и жизнь не жаль отдать за другого. Знать бы — умеют ли люди любить так же неистово? Всем сердцем, и до самой смерти...
— Что ты вспомнила? Его? — рычащий голос выводит из забытья, и Любомила слегка вздрагивает, проводя ладонью по глазам:
— Нет... себя. Никак забыть не могу.
Она вдруг порывисто склоняется, обнимая зверя за шею, и пряча лицо в жесткой черно—серой шерсти:
— Поздно мы встретились... слишком поздно. Все ведь могло быть иначе. Если бы я нашла тебя тогда. Но теперь нашим дорогам не суждено пересечься. Прости.
— Иди к нему. И не терзайся, ты счастлива, должна быть, — коротко вздыхает волк, потом с затаенной надеждой тихо просит, забыв о привычной дерзости — Только... приходи, коли сможешь, ладно?
13.
Княгиня молчит. Не из презрения — просто не знает, что сказать. Прав был волк — привязалась она к любимому князю, город его почти, что родным стал. Да только изначальная нить не рвется так просто... сердцу своему не прикажешь забыть навьи песни и заклятия, грохот воды в скалах, да шум морского ветра. В шепоте леса знакомые голоса по имени зовут, в небесах птицы крыльями машут, направление к дому закатному указывают.
Не верят люди в чудеса, сказками называют древнюю мудрость, сторонятся ведьм будто проклятых. Но как не верить в чудо, когда внутри оно с рождения живет? Когда дикие звери братьями по крови кажутся, а полевые цветы при встрече кланяются, словно дорогой гостье? Если нет на свете чародейства, то и меня, получается, не существует?
— А я есть... назло всем лживым законам, в насмешку трусливо—лицемерным церковникам на свете живу. И князя люди недаром светлым зовут... душа его чиста и смела, прекрасна как летний рассвет.
Привыкла Любомила к солнечным лучам, к живому теплу. Сама не заметила, как честность и преданность пускай не сразу, но ее доверие заслужили. Не хуже волка защищал ее князь, зверь от природы близким был — а человек сумел еще ближе стать, удержать на краю пропасти.
Да только судьбу не обманешь — в сумрачной Нави все иначе, там холодно и пусто, зато можно лица не скрывать. Сложно ей было в разговоре себя не выдать, не обернуться ненароком в толпе. И без того нет—нет, да и прорывались сквозь светлую маску нехорошие отблески. Пусть зол и коварен зверь лесной, но понимает все, что не сказано, не страшится тьмы. С ним должно быть легко и весело, не осудит он ни за что, кровью своей напоит, если понадобится — сам ведь такой же, как две капли воды похож.
Есть еще время, чтобы начисто стереть все из памяти, хватит сил дотла сжечь наведенные мосты. Лес простит побег, без обиды примет обратно ту, что рождена среди скал и навечно связана с незримым миром ночи. Но, кажется, будто другая нить крепче держит, другой голос громче зовет — поистине любовь зла...
— ...И не разорвешь сердце надвое — Любомила горько вздыхает, не замечая, что думает вслух. Но когда разнимает руки, выпрямляясь во весь рост, то нет больше ведьмы — княгиня стоит посреди ветхой комнаты. Переливаются серебром браслеты на запястьях, и на губах играет чуть заметная улыбка — решение давно принято, слишком поздно теперь сомневаться... обратного пути нет.
Не прощаясь и не оборачиваясь, идет она к двери, спиной чувствуя тоскливый взгляд. Но ни слова не говорит, лишь на минуту останавливается на пороге, надевая перчатки — а в голове волка серебряной нитью звенит неслышный никому ответ:
— Приду. В иной жизни приду, в истинном обличье. Пока же... зови, коли нужда будет. Я своего друга не забуду. И ты меня не забывай.
...Видит зверь, как в полумраке старого дома глаза княгини на миг вспыхивают знакомым темно—диким пламенем, и шарахаются на дворе кони, испуганно крестятся воины, когда взлетает к небесам, разрезая осенний туман, пронзительный вой — на два голоса, сливающихся в одно целое.
Ведь мы волки, и этим все сказано. Люди не стоят наших слез. Никто.