[четвертинка кота] «Верь, что я жива, помни: я вернусь…»
Я нередко предупреждаю, что все некоторые мои сказки - тот еще бред... сейчас не предупреждаю. Ибо это - не просто бред, а нечто большее. Наверное, особая, чародейская трава.) Спасибо леди Лио, которая ее косила помогала в процессе.))
Фото мое, из окна детской студии рисования (часть репортажа).
P.S. Поднимаю и извиняюсь, ибо почему-то запись была закрыта((
Рыжий сон.
автор ответственности не несет, ибо при всем желании не вынесет...Старый парк утопал в тумане, молочная дымка стелилась по мокрой земле рваными клочьями, льнула к опавшей листве, обнимая почерневшие от дождя липы. Редкие прохожие прогуливались по главной аллее, фонари в этот час еще не зажгли, и в наступающих сумерках темные стволы казались Ане сказочными чудовищами... только отведешь взгляд, и они подступают ближе, протягивая кривые руки-ветви. Но стоит только поднять глаза - все вокруг застывает, чудовища прячутся, притворяясь безобидными и неподвижными.
Настоящие чудовища всегда безобидны на первый взгляд...
- Уйдите... не хочу. Не хочу вас видеть! - вновь всхлипнула девочка, ударив ладошкой по скамейке.
- Цок-цок... - отозвалось эхо.
Эхо ли?..
- ...Это ты, Серый? Ты слышишь меня? - ее голос дрожал, не страхом, отчаянной надеждой.
- Цок-цок...
Звук повторился, он напоминал скорее подковки или стальные копытца, и Ане стало по настоящему страшно.
Вспомнились деревенские сказки, которые рассказывала внучке маленькая седая бабушка, похожая на высохший одуванчик.
"...А за покосившейся мельницей, за бездонной заводью, живет ведьма. Лицом она белее парного молока, глаза у нее черные, как печной уголь, волосы рыжие, как хвост у лисицы-огневки, а вместо ног - копыта козьи! По ночам рыщет ведьма по деревням, заглядывает в окна, и если увидит, что дите не спит - хватает и уносит с собой, за темный лес, за высокие горы, и никто следов потом отыскать не может, только слышат, как звякают ведьмины копыта - цок-цок, цок-цок..."
Бабушка заканчивала говорить таким страшным, шипящим голосом, что
Аня в самом деле боялась, и начинала шмыгать носом. Приходил отец, кричал на маму - "опять эта старая дура пугает ребенка! Совсем из ума выжила. Не бывает никаких ведьм, скажи хоть ты ей!"
Но бабушка, слушая их перебранку, только тихо усмехалась, кутаясь в потертый платок, и Аня точно знала, что папа ничего не понимает.
Бывают, еще как бывают...
И все равно она не боялась ведьму. Только крепче обнимала самого верного друга, пока родители кричали, и упрямо повторяла - "А Серый ее прогонит! Он вырастет и станет сильнее всех. Ты же сам говорил, папа, он почти настоящая овчарка!"
Мужчина скептически косился на смешного толстолапого щенка, но соглашался - ради дочери. Конечно же, тратить деньги на породистого служебного овчаренка он не стал бы, а этот приблудился откуда-то, и насмотревшаяся "Рекса" Аня так просила оставить серое недоразумение, что родители махнули рукой - пусть живет. Тем более, немного и правда похож. Издалека и в темноте.
Но сейчас Серого рядом не было, а звук все приближался, становился громче.
Аня сжалась в комочек на скамейке - вот сейчас ведьма подойдет и оскалит острые зубы...
- Что с тобой, малышка? Ты потерялась? Девочка вздрогнула, подняла голову - тихий приятный голос совсем не походил на рычание чудовища.
Цок-цок...
Вышедшая из тумана женщина сделала еще пару шагов, подходя к заплаканному ребенку, и Аня чуть не рассмеялась - вот глупая, почти десять лет, а все верит сказкам.
Конечно же, никакая это не ведьма, просто острые каблуки осенних сапожек громко цокали по асфальту. Правда, она действительно рыжая, длинные медные волосы завиваются колечками на висках, оттеняя бледную кожу. Но глаза совсем не черные, какого-то непонятного цвета, одновременно карие, серые и зеленые. А улыбка просто сияет, вопреки грусти во взгляде.
- Вы ведь не ведьма, нет? - Аня сама не знала, зачем спросила, и покраснела - какой глупый вопрос.
Но женщина только рассмеялась, отрицательно покачала головой, подобрав полу длинного зеленого пальто, и присаживаясь рядом.
- Так что у тебя стряслось, м? Где твои родители? В парке не стоит гулять одной так поздно, - мягко заметила она.
- Они там... празднуют у папиного начальника юбилей, - девочка мотнула головой, указывая на возвышающийся на берегу реки недавно построенный отель.
И вдруг снова расплакалась, выплескивая обиду и страх.
- Мы из Лесного, это соседний город, маленький... Мы приехали все вместе, но с собаками было нельзя. Мама стала ругаться, что нельзя было брать Серого, а я не могла его бросить одного дома. Папа попросил охранника подержать его в будке, но Серый потом куда-то сбежал. А мама сказала, если он до ночи не придет, мы уедем одни... и я пошла его искать, но его нигде нет.
Она всхлипнула и замолчала, подумав, что это все неинтересно и невежливо, но незнакомка внимательно слушала, задумчиво глядя в туман.
Огромное, сверкающее огнями здание резко выбивалось из общей картины, казалось чужим на фоне старого парка, громкая музыка разбивала тишину, и женщина поморщилась.
- Я бы тоже сбежала. Сумасшедший дом, - наконец сказала она, - А искать не стоило. Собаки всегда возвращаются к своим хозяевам, если не бегать.
Девочка удивленно покосилась на нее, вытирая слезы.
- Но я же его люблю!
- Все кого-нибудь любят. Но знать об этом не нужно. Тем более щенкам. Они от этого перестают слушаться и убегают, - невесело усмехнулась в ответ женщина, - Просто они еще маленькие. Как и ты.
- Я не маленькая, мне девять! - вышло немного запальчиво, и женщина снова улыбнулась.
- А мне двадцать девять. Разница, кстати, не так велика, как кажется.
Она встала, и протянула ребенку руку.
- Идем.
- Куда? - Аня недоверчиво посмотрела на нее, вспомнив предостережения мамы, но незнакомка не обиделась.
- Совсем недалеко, к реке. Там не так темно, - она показала рукой на второй ряд скамеек у берега, и девочка успокоилась, кивнув.
- Хорошо.
***
Здесь туман был гуще, река в тусклом свете казалась черной, вода блестела, как оникс в гранитной оправе берега. Чуть подальше прохаживались запоздалые парочки, рискнувшие в такую погоду выйти из дома, на соседней скамейке дремал седой старик, из потертых наушников доносилась тихая мелодия, оркестр играл нечто, напоминающее вальс.
Рядом с ним сидела рыжая шотландская овчарка, без ошейника похожая на большую лису. Изящно склонив голову, она смотрела на то, как последние листья, тихо кружатся в сыром воздухе, исполняя свой неведомый танец.
Женщина опустилась на скамейку, тоже глядя на собаку, поискала что-то в сумочке, и вдруг лукаво улыбнулась Ане.
- Хочешь печенья? Разумеется, на улице есть нельзя, но мы ведь никому не скажем, верно?
- Не скажем, - согласилась девочка, отламывая себе половинку - Спасибо.
И снова всхлипнула, - вспомнилось, как все вкусности они с Серым всегда делили напополам...
Женщина промолчала, доела свою часть, аккуратно промокнула губы салфеткой, и стряхнула крошки с рукава. А потом снова улыбнулась, хитро, как лиса.
- Ну, что? Поищем твое чудо, м? Не стоит рыдать такой милой девочке, от слез портится лицо, а хорошая косметика стоит весьма недешево, поверь мне.
- Как же мы его найдем?! Нам никогда не обойти весь этот парк.
Аня подумала, что незнакомка шутит, но в голосе дрожала отчаянная надежда.
Женщина в ответ покачала головой.
- Никогда не говори "никогда". У тебя, в отличие от меня, все еще впереди. К тому же, искать будем не мы...
- А кто?!
Она не ответила, вновь улыбнулась, тонкая кожа перчаток смялась, когда женщина отправила их в сумочку, доставая еще печенья. Потом она встала, бросив короткий взгляд на соседнюю скамейку, и пробормотав что-то вроде "ах, ну да - есть с рук вы, разумеется, не согласитесь", расстелила рядом чистую салфетку, положила на нее угощение.
И, под удивленным взглядом Ани, направилась прямо к колли.
- Здравствуйте, мадам Лиза. Угощайтесь, пожалуйста.
Собака подняла глаза, и несколько раз шевельнула хвостом, словно отвечая. А потом неторопливо приблизилась, осторожно взяла печенье, и деликатно захрустела.
Женщина тем временем опустилась на корточки, так, чтобы их глаза были на одном уровне.
- Вы ведь поможете нам привести малыша обратно, мадам? Прошу прощения, что отвлекаю вас от прогулки, но уверена, как мать вы поймете чувства этой девочки, и не откажете нам в столь скромной просьбе... Пожалуйста!
Колли молча закончила с угощением, подцепила зубами салфетку, и опустила ее в урну. Потом понюхала воздух, с достоинством повела головой, и исчезла в тумане аллеи.
- Ну, вот. Теперь нам остается только немного подождать, - довольно улыбнулась женщина.
- А... - ошеломленнная девочка посмотрела на мирно спящего старика - А если его Лиза тоже сбежит?!
Женщина покачала головой.
- Собаки не могут бросить хозяина, даже когда на них нет ошейника и поводка. В них есть своя загадка, и, наверное, именно поэтому иногда они правда стоят любви, - тихо проговорила она - Кроме того, женщины вообще как правило мудрее.
- Вы знаете этого человека? - еще больше удивилась Аня.
- Нет. Но я знаю Лизу. У нее три дочери, пять сыновей, красивое имя, и родословная длинее Темзы. Поэтому она ужасно гордая, как и все колли. Но, в сущности, добрая и очень верная.
Аня молчала. Девочке казалось, что все это сон - туманный парк, черная река, женщина, умеющая разговаривать с собаками...
Она хотела спросить, можно ли этому научиться, но не успела - издали послышался приглушенный лай.
Из тумана вынырнул крупный серый щенок, он бежал, мотая головой, смешно путаясь в лапах, и поминутно отвлекаясь то на листья, то на кусты. Но следом рыжей тенью скользила взрослая овчарка, переодически ворча и подталкивая малыша носом, она следила за ним, как мать за непослушным ребенком, не давая сбиться с пути.
- Ураааа!!! Лиза, ты... вы просто чудо!
От Аниного крика старик вздрогнул, и проснулся. Удивленно посмотрел на счастливую девочку, обнимающую щенка, потом на молодую женщину, скромно сидящую на соседней скамейке. Колли, бесшумно занявшая свое место подле хозяина, лежала на траве, изящно скрестив лапы, и делала вид, что она тут вообще не причем. Но он, разумеется, все понял.
- Опять ты, Лизавета, кого-то нам привела? - подслеповато прищурился он, - А тебя как зовут, лапушка?
- Аня, - смущенно улыбнулась девочка.
Но старик не слышал ее. Слегка побледнев, он смотрел на женщину, словно не веря своим глазам.
Потом хрипловато спросил:
- Простите, девушка... я вас раньше не видел?
Женщина равнодушно пожала плечами.
- Вряд ли. Не думаю.
Но старик не унимался.
- Да как же это! Нет, не выжил я еще из ума. Как сейчас помню, август сорок пятого, к тому времени ликование от победы поутихло, а боль от потерь и разруха остались. Многие, кто и выжил, как мертвые были, уставшие, опустошенные сердца отказывались верить, осенью душа по привычке сжималась от тоски и страха - не дай Боже снова пережить это... всю радость на годы вперед та проклятая война из людей выжгла. Мой отец не вернулся, мне лет тринадцать было. Я помогал матери собирать дрова, и помню - там, на Крестовском острове, мы идем, и вдруг откуда-то музыка звучит... это в то время, когда люди улыбаться-то многие разучились. Останавливались, удивленно переглядывались, мы с матерью тоже подошли ближе, и там, в старом парке, без сцены, просто на чистом месте стоял парень, худой, в старой рубахе, но с гитарой. Он играл что-то, дай Бог памяти... что-то непривычное, из того времени, когда никто не думал о войне. И с ним была девушка, совсем юная, прозрачная, как фарфоровая статуэтка... платье из каких-то лоскутов, босиком, только волосы рыжие, как огонь. Но она танцевала, кружилась, протягивала руки, улыбалась - так, словно нет вокруг грязи и смерти... и пела что-то... что-то странное, такое теплое, солнечное. Я помню, как люди закрывали глаза, хоть на миг забывали о потерях, о голоде и слабости... вспоминало о том, сколько хорошего было до... и сколько еще может быть счастья. Там и слова такие были... ох, только бы вспомнить! Вот... - и он запел, стараясь унять дрожащий голос.
Пусть сейчас
В мире ночь,
Темный час,
Мысли прочь.
Солнца нет,
Но есть мы.
И рассвет
Все мечты.
Оживит
Первый луч.
- Первый луч... - он осекся, пытаясь вспомнить слова, и сокрушенно ворча - Да что ж это... проклятущий склероз!
Но женщина вдруг вздохнула, и тихо продолжила.
...Из-за туч.
Будет день,
Будет год.
Грусть и лень -
Все пройдет.
- Вот! Вы знаете! И так похожи, ну просто одно лицо... может быть, это была ваша мать? Или тетка... какая-то другая родственница, так ведь? - воскликнул старик.
- А что было дальше, те люди ушли? - перебила Аня.
Она слушала историю, навострив ушки, и даже забыла, что перебивать нехорошо.
- Нет, лапушка. Их... - старик вдруг осекся, и украдкой вытер повлажневшие глаза.
- Та девушка, она не моя мать, - покачала головой женщина, не дав ему договорить.
- А кто?! - девочка даже подпрыгнула от любопытства, дергая ее за рукав, - Ой, извините...
Женщина молчала, глядя на дремлющую собаку. Старик хотел сказать еще что-то, но в этот момент колли вдруг вскочила на ноги, устремляясь по дорожке, ведущей к домам.
- Ох, Лиза! Куда ты? Замерзла, наверное... Всего вам хорошего, девушки! - хозяин заспешил вслед за своей питомицей, опираясь на потемневшую от времени трость.
- Всего доброго, - кивнула в ответ женщина, - Вы тоже мало изменились, постарели, а глаза все такие же... синие, как ясное небо. Тот мальчик с живыми, сияющими вопреки всему глазами - он ведь даже один стоил того, чтобы танцевать, не обращая внимания на замерзшие ноги.
Аня от удивления забыла даже попрощаться, во все глаза глядя на нее
- А... вы ангел?
Она усмехнулась, в глазах мелькнула острая тень.
- Я не ангел, я ведьма. Просто сказки всегда преувеличивают.
- Но ведьмы... -девочка поежилась, хитрые и жестокие! Плохие! Почему вы тогда помогли мне?!
Женщина равнодушно пожала плечами.
- И что с того? Ангелов не существует. Кто-то же должен делать их работу. Иначе этот мир окончательно сгниет. Впрочем, взрослым уже не поможешь. Здесь только дети еще помнят о чудесах... остальные давно забыли, что значит - жить.
Ну, все - бери свое чудо, и бегом к маме и папе! - строго закончила она, хотят глаза поблескивали лукавыми искорками.
Аня послушно подхватила щенка на руки, и поспешила к отелю, но обернулась у самых ворот.
- Все равно... неважно, кто вы! Спасибо вам! - крикнула она.
За спиной никого не было. Только на ветке, зацепившись ниткой, тихо шелестели две золотые бумажные звездочки. Наверное, оторвались от гирлянды в отеле, и улетели сюда, чтобы станцевать под речным бризом свой собственный вальс. Ветер трепал хрупкую бумагу, ветви цеплялись за них, но даже самые сильные порывы не могли разорвать нить, которая их связывала. Не мог оторвать их друг от друга.
Женщина стояла в глубине аллеи, глядя в туман. Ее глаза блестели.
"Знаешь, Аня? У меня ведь могла быть такая дочка... у нас могла быть".
Но вслух она не произнесла ни слова.
***
А далеко - далеко оттуда, почти на другом конце света, худощавый парень старался унять бешено колотящееся сердце.
- Ну, тише, тише, не надо плакать, малышка, все хорошо, все закончилось... а это ерунда, до свадьбы заживет!
Он сам не мог понять, как заметил этот чертов джип, и как успел оттолкнуть испуганную девочку, переходившую дорогу, и не заметившую пьяного дурака за рулем. К счастью, все обошлось ушибленной коленкой, но маленькая Катя никак не могла успокоиться, дрожала и всхлипывала, уткнувшись в мягкую кожу темной куртки.
Парень немного растерянно гладил ее по голове, пытаясь сообразить, как обычно успокаивают детей. Катя доставала ему, сидящему на корточках, только до плеча, и глядя поверх ее макушки, он вдруг увидел, как в кустах что-то блеснуло...
Обрывок золотой нити, и пара бумажных звездочек, вероятно, оторвавшихся и улетевших с какой-то праздничной гирлянды. Они зацепились за ветви боярышника, трепетали на ветру, и у человека почему-то закружилась голова.
- Катюш, ну все... не надо больше плакать...
Будет день,
Будет год.
Грусть и боль -
Все пройдет.
Шепотом пропел он возникшие в голове строки.
- Не буду. А что это за песенка? - вытирая слезы, улыбнулась наконец-то переставшая вздрагивать девочка.
- Какая песенка? А, эта... - парень удивленно хмыкнул, сам не зная ответа, - Да фиг ее знает. Пришло что-то в голову, наверное по радио слышал. Ну, давай, беги домой. Только будь аккуратнее в другой раз.
- Хорошо. До свидания!
- Ага, пока! - парень напоследок крепко обнял ее, и отпустил, устало улыбнулся, нашаривая в кармане ключи от машины. И посеръезнел, оглядываясь по сторонам...
- Так. Я же у банка припарковался... Черт возьми, что я вообще на этой улице делаю?! И вроде не пил вчера ничего крепче чая... вот что за фигня, а?
Он пожал плечами, машинально взглянул во двор, где скрылась Катя, и направился туда, куда и планировал. То есть - за цветами для девушки.
***
Спустя некоторое время они поженились. Сначала завели щенка, потом - родился Темка. Жили, можно сказать, неплохо. Для всех - счастливо. А в сущности - просто... нормально. Как еще скажешь, когда все радостное и яркое давно стало обыденным и будничным? Вот именно - нормально. Как все. Может даже, получше многих. По крайней мере - без нужды и спокойно.
А его иногда тянуло в лес. Он не понимал - зачем. Но уезжал на пару дней, не слушая упреков жены - перед ней было совестно, но что-то в груди кололо, билось сильнее разума, - прочь из душного города, располневших, растерявших прежнюю бесшабашность друзей. Там, в густой чаще, на границе ленинградской области, и Карелии, все было иначе. По утрам ломило спину, он давно отвык от ночевок в палатке, но просыпаясь, выходя к каменистой реке, и глядя на рассветное солнце, пробивающееся сквозь сосновые ветви, он ощущал себя... иначе. Здесь все было свежо, красиво, и немного волшебно - дикое место, непопулярное у туристов, осторожные белки, мелькающие в кронах, свежий запах дождя, далекие крики чаек, шуршащие иголки под ногами, следы лося в черничнике, и вкус редкой земляники... вкус детства. Когда не было "надо" и "положено", когда можно было дурачиться, шуметь, дышать полной грудью... да просто - жить. Счастливо, свободно... совсем не так, как сейчас.
Здесь все было неправильно, по настоящему, холодная вода бодрила быстрее кофе, и в шуме ветра не слышалось фальшивых нот. В одиночестве снились совсем другие сны... странные, порой не вполне приличные, в которых не было недовольной жены, или симпатичных длинноногих сотрудниц с работы. Кто был? Этого он не знал. Но, просыпаясь в одиночестве, и на закате выходя покурить к лесному озеру, понимал, глядя на безмятежную гладь, по которой скользили водомерки.
"Я скучаю только по сыну... и вернусь, как иначе. Выше нос, Тим, не грусти там!"
- Папа...
Когда он услышал тонкий голосок за спиной, то подскользнулся, оступившись, и соскальзывая на мелководье. Поспешно выбрался, и резко обернулся, машинально пытаясь стряхнуть промокшую куртку. Испугался, что сошел с ума - ребенок, стоящий на пригорке, был очень похож на Артема. Но, к счастью, конечно не он - просто также обознался.
- Извините... дядя, я кажется... заблудился. Вы не видели моего папу? - пролепетал он, шмыгая носом.
- Не видел, а он кто - охотник? Или вы туристы? Ты давно здесь? Как тебя зовут? Блин, да ты же тоже промок весь! Иди срочно греться! Иди-иди, не бойся, я такую мелочь не ем! - немного нервно пошутил мужчина, добравшись до палатки, спешно набрасывая на плечи ребенка одеяло.
- С утра... он профессор, в городе. А я Эрик. Я был у бабушки в деревне, меня Колька с Олегом позвали лисью нору искать, а потом лося увидели и убежали. А я упал и не знаю, как выйти... спасибо! - мальчик захрустел сухарем, кутаясь в одеяло, и исподлобья глядя на слегка растерянного человека, - А вы меня проводите в деревню?
- Да уж тут не брошу, конечно, как эти ваши Колька с Олегом... вот паразиты мелкие, найти бы их... Или хоть знать, в какой стороне эта твоя деревня, - пробормотал он, пытаясь заставить телефон открыть навигатор, - Как она там хоть называется, а?
- Пло-тич-но! - по слогам выговорил Эрик.
...Бесполезно. Интернета в такой глуши в помине не было, и телефон снова и снова попискивал привычное "не удалось подключиться к серверу".
- Вот черт... - мужчина зябко поежился, мысленно ругая себя, что не захватил запасную куртку, и мельком взглянув на ребенка. Мальчик, судя по всему, уже простыл, а до дороги, где осталась машина, идти почти час. Да и то - через час стемнеет, белые ночи давно закончились, и в августовских сумерках самому проще простого заблудиться, не разглядев оставленные метки.
"Надо собраться, отставить эти психи, и решать... в конце концов, позвонить в МЧС, заряда в телефоне немного, но на один звонок должно хватить. Только бы тут вышки работали... Боже, помоги!"
Человек набрал короткий номер, надеясь на чудо. К счастью, связь была, слабая, но девушка-оператор на том конце ответила. Быстро объяснив ей ситуацию, и примерно обрисовав, где находится, он вздохнул с небольшим облегчением, - их должны найти и помочь.
- ...Да, не выключать телефон. Я понял. Спасибо, жду. Ну, вот, Эрик... не дрейфь! Скоро к нам приедут спасатели, и ты будешь дома! Найдешь этого Кольку, и дашь ему по шее, чтоб знал, как бросать друзей! - преувеличенно-бодро подмигнул он, заставив себя улыбнуться.
На самом деле в голове метались неприятные мысли.
"Уже поздно, тут такая глушь, я сам продрог, и пацан уже весь лихорадит... черт, только бы воспаление легких не схватил! Только бы они собрались побыстрее, установили координаты... а актер из меня паршивый, конечно".
Ребенок не очень поверил, крепче кутаясь в одеяло, и слабо улыбнувшись.
- Пусть нас побыстрее найдут... голова что-то болит.
- Нас обязательно найдут... обязательно. Все будет хорошо! - упрямо повторил мужчина, на всякий случай набрасывая поверх еще и спальник, и крепче прижимая ребенка к себе.
Прошло три часа. Холодный ветер пробирал до костей, мокрая куртка совершенно не спасала от ночной прохлады, и он, ощущая, как сам начинает заболевать, нервно поглядывал на умирающий телефон, повторяя себе "только не спать..."
Наконец, экран погас. Ночной лес зловеще шуршал, мальчик в темноте тихо заплакал, человек мысленно матерился, не зная, куда деть внутреннее напряжение. Спасатели, конечно, не виноваты, но... чтоб их так и еще так... где их черт носит?!
- Мы умрем, да? - прошептал ребенок, видимо, ощущая состояние.
Дети вообще все видят. Намного больше взрослых.
- Нет, конечно! Глупостей не думай, хорошо?
- Мне страшно...
- Ну, не надо... ты же не один, я с тобой! Все будет хорошо, обещаю!
Он каким-то чудом заставил себя немного встряхнуться, пошевелив затекшей рукой, изо всех сил стараясь не проваливаться в жуткое забытье.
"А ему можно поспать, может станет легче, хотя бы не будет трястись от страха..."
Ангел мой,
Засыпай...
Ждет нас всех
Дивный край.
Там есть я,
И есть ты -
Там живут
Все мечты.
Откуда-то на ум снова пришла странная колыбельная, хоть убей, он не мог вспомнить, где ее слышал... но Эрик успокоился, дышал ровнее, судя по всему, успокоившись и заснув. А ему самому становилось хуже, казалось, болит абсолютно все, тяжесть накатывала неприятными волнами, голова кружилась, и незаметно для себя он тоже задремал.
Во сне ему чудился белый туман, было тихо, и слишком спокойно... не страшно и не больно, просто - никак.
"Наверное, это действительно смерть..."
Словно в насмешку перед глазами возникло кладбище, свежая могила и гранитная плита, надпись на ней гласила "Сиверцев Николай Петрович, 1932 - 2023 г." Чуть ниже лежал венок с черной лентой "Блокадникам Ленинграда от Общества Памяти".
У могилы, положив голову на скрещенные лапы, неподвижно лежала рыжая овчарка без ошейника.
По дорожке, шурша опавшими листьями, шла такая же рыжая женщина. В руках у нее были красные гладиолусы. Она положила цветы к подножию плиты, смахнула перчаткой листья, немного помолчала, глядя на выбитую надпись, и кинула, обернувшись к собаке.
- Здравствуйте, мадам Лиза.
Колли безразлично повернула голову, глаза у нее были тоскливые и больные.
- Снова ты? - послышался в голове усталый голос.
Женщина слегка улыбнулась.
- А кто еще? Пойдешь со мной?
Собака подняла голову, и снова опустила ее на лапы, закрыв глаза.
- Зачем? Я не хочу больше жить.
- Жить нужно всегда. Хотя бы в память о нем, - тихо проговорила женщина. И, помолчав, вздохнула, - А мне просто очень одиноко, понимаешь?
Колли словно не услышала, лежала, безучастно глядя закрытыми глазами на памятник. С кленов у ограды облетали листья, рыжая тоже молчала, стояла, и смотрела перед собой, сложив на груди руки.
Они обе были похожи на вытертые лисьи воротники, только один еще пытался сделать вид, что он - живая лиса. Где-то вдали каркали вороны, начал накрапывать мелкий дождь, невидимая среди веток, звонко засвистела свою мелодию какая-то птица.
Собака вдруг навострила уши, прислушиваясь к чему-то, мотнула головой, как будто в раздумьях, и поднялась на ноги, встряхнувшись.
- Хорошо. Будем жить.
***
По дорожке, ведущей к выходу с кладбища, неторопливо шли две одинаковые рыжие тени, обходя грязные лужи, в которых плавали такие же рыжие листья.
- Не грусти, - колли махнула пушистым хвостом, взглянув на новую хозяйку. А может - сестру, - Помнишь Аню? Она вышла замуж. И Серый вырос больше меня. Прямо настоящая овчарка, - в голосе послышалась ирония - Ну, почти. А ты как?
Женщина улыбнулась, также скрывая грусть за сарказмом.
- Тоже замужем. Работаю. Живу. Счастлива... почти.
- А щенки?
Она пожала плечами.
- Зачем? Этот самодовольный дурак того не стоит. Без любви детей заводить нельзя. Да и щенков тоже. Они ведь все видят.
- А что он?
- Повзрослел. Любит сына. Счастлив с женой.... ну, ты поняла, - сил на иронию уже не хватило.
Овчарка сочувственно фыркнула, но промолчала. Потом тот же голос безмолвно спросил.
- Помнит?
- Надеюсь.
- А ты?
- Молчу, - бесцветно отозвалась женщина. И вдруг подняла голову, улыбнулась - сияюще и лукаво, как настоящая, живая лиса - И ты помолчи, Лиза. Он нас видит. Во сне мы все - дети. А они - помнят. О чудесах.
Человек вздрогнул сквозь сон, силясь крикнуть... быть может - имя? Но откуда ему знать, как ее зовут? Отчего улыбка словно напомнила о чем-то прекрасном и ценном, таком, чего нет наяву? И ему вдруг показалось, что он летит в пропасть... ведь память, как правило, на нее и похожа.
***
Темнота, которую едва разрезает тусклый свет керосинки, удушливый запах гари, чей-то злой лающий хохот, кровь повсюду, и как в насмешку - золотая новогодняя нитка с бумажными звездочками на окне.
- Мы никакие не соглядатаи, это ошибка! - твердо повторяет парень, глядя им в глаза, - Мы вместе не первую жизнь... то есть - не первый год. Для того, чтобы люди помнили... что есть не только голод, боль и смерть.
Человек в погонах криво ухмыляется, хрипло рявкает, как бешеный пес.
- Поговорите у меня... бездельники, сволочи беспаспортные. Ты посмотри, Иваныч, еще смеются, гады!
- Да черт с ними, разбираться еще... делать больше нечего. Кузнецов, заканчивай, - равнодушно хмыкает второй, сидящий за столом, и снова утыкается в грязные бумаги.
Выстрел, резкая боль в груди, он пытается прикрыть кого-то, но не успевает. В глазах темнеет, прохладная ладонь касается руки, и боль уходит. Рыжая девушка крепко держит его руку, шепчет "это ничего... я все равно не отдам тебя". Еще выстрел, она пытается не упасть, обрывает нитку, в ладони остаются две бумажные звездочки.
"Это не конец, конечно нет... только не забудь меня. Не забудь о нас".
Несколько фраз на незнакомом языке,
Что-то взрывается, люди вокруг кричат, в их голосах больше нет самодовольства, только животный страх. Помещение охватывает огнем, но боли больше нет.
На ее губах застывает усмешка, он так и не отпускает руку.
"Мы - вечны. Никто теперь ничего не изменит".
"Приходи ко мне... Я дождусь".
- Засыпай, - эхом доносится шепот, - Я приду к тебе. Потом, когда она уснет.
- Она? - с недоумением переспрашивает он.
Рыжая молча качает головой, улыбка становится грустной.
- Засыпай...
***
- С вашим мужем все будет хорошо, не волнуйтесь так. Ему просто нужен отдых, но, думаю, уже через пару дней мы его отпустим домой... Вообще, ему сказочно повезло, будто ангел крылом прикрыл, - тепло улыбнулась немолодая доктор.
А отец Эрика, который, к счастью, всего лишь простудился, и спокойно спал дома, рядом с заплаканной няней, расчувствовавшись, даже стиснул молодую женщину в медвежьих объятиях, и тут же смущенно отступил, не знаю, что еще добавить.
- Он герой, на такой поступок немногие способны, я приложу все усилия, чтобы его представили к награде! Если бы не он, мой сын... да будь все проклято, у меня ведь кроме него ничего и нет!
Она устало кивала, улыбалась врачу сквозь набегающие слезы, судорожно отбрасывала со лба светлую челку.
- Спасибо вам, доктор, и спасателям спасибо... за все. Слава Богу, что все обошлось. Я места себе не находила эти два дня. Ну что вы, Михаил Викторович... уверена, вы сами поступили бы точно также, окажитесь там с нашим Темкой. Ох, что я несу, не приведи Господь, конечно, такого! - нервно перекрестилась она.
Через час все разошлись. Доктор перед тем, как выйти, проверила пульс, кивнула, повторила, что нужны тишина и покой, и все будет хорошо. Артема забрала бабушка, а его мама осталась рядом с мужем, задремала в кресле. Сквозь сон ей чудилась тихая мелодия, потом скрипнула дверь, и мужчина протянул руку, улыбнулся кому-то незримому - так, как никогда не улыбался ей. Но это был всего лишь сон, верно?
Утром человек проснется, спросит об Артеме, поцелует радостную жену.
"Все хорошо, Зая, все закончилось... я нормально себя чувствую. Как я мог вас бросить?"
И странно-счастливо улыбнется, задумчиво глядя в окно. Но у женщины от его улыбки почему-то неприятно кольнет сердце. Она проследит направление его взгляда, и пожмет плечами.
"Ерунда какая. Я просто перенервничала, вот и все"
На окне больницы, украшенной к Рождеству, среди ярких гирлянд и разноцветной мишуры, незаметно блеснет золотая нитка, две бумажные звездочки тихо прошуршат на сквозняке
"Могут быть порознь люди, но не души. Все будет хорошо, родной. Пока мы помним".
Ангел мой,
Засыпай...
Ждет нас всех
Дивный край.
Там есть я,
И есть ты -
Там живут
Все мечты.
Пусть сейчас
В мире ночь,
Темный час,
Мысли прочь.
Солнца нет,
Но есть мы.
И рассвет
Все мечты.
Оживит
Первый луч.
К нам скользит
Из-за туч.
Будет день,
Будет год.
Грусть и боль -
Все пройдет.
Будем мы,
Будет Рай.
На земле,
Засыпай.
Все плохое - всего лишь кошмарный сон. За которым обязательно приходит утро. Иногда - с рыжим лисьим хвостом.))
Фото мое, из окна детской студии рисования (часть репортажа).
P.S. Поднимаю и извиняюсь, ибо почему-то запись была закрыта((
Рыжий сон.
автор ответственности не несет, ибо при всем желании не вынесет...Старый парк утопал в тумане, молочная дымка стелилась по мокрой земле рваными клочьями, льнула к опавшей листве, обнимая почерневшие от дождя липы. Редкие прохожие прогуливались по главной аллее, фонари в этот час еще не зажгли, и в наступающих сумерках темные стволы казались Ане сказочными чудовищами... только отведешь взгляд, и они подступают ближе, протягивая кривые руки-ветви. Но стоит только поднять глаза - все вокруг застывает, чудовища прячутся, притворяясь безобидными и неподвижными.
Настоящие чудовища всегда безобидны на первый взгляд...
- Уйдите... не хочу. Не хочу вас видеть! - вновь всхлипнула девочка, ударив ладошкой по скамейке.
- Цок-цок... - отозвалось эхо.
Эхо ли?..
- ...Это ты, Серый? Ты слышишь меня? - ее голос дрожал, не страхом, отчаянной надеждой.
- Цок-цок...
Звук повторился, он напоминал скорее подковки или стальные копытца, и Ане стало по настоящему страшно.
Вспомнились деревенские сказки, которые рассказывала внучке маленькая седая бабушка, похожая на высохший одуванчик.
"...А за покосившейся мельницей, за бездонной заводью, живет ведьма. Лицом она белее парного молока, глаза у нее черные, как печной уголь, волосы рыжие, как хвост у лисицы-огневки, а вместо ног - копыта козьи! По ночам рыщет ведьма по деревням, заглядывает в окна, и если увидит, что дите не спит - хватает и уносит с собой, за темный лес, за высокие горы, и никто следов потом отыскать не может, только слышат, как звякают ведьмины копыта - цок-цок, цок-цок..."
Бабушка заканчивала говорить таким страшным, шипящим голосом, что
Аня в самом деле боялась, и начинала шмыгать носом. Приходил отец, кричал на маму - "опять эта старая дура пугает ребенка! Совсем из ума выжила. Не бывает никаких ведьм, скажи хоть ты ей!"
Но бабушка, слушая их перебранку, только тихо усмехалась, кутаясь в потертый платок, и Аня точно знала, что папа ничего не понимает.
Бывают, еще как бывают...
И все равно она не боялась ведьму. Только крепче обнимала самого верного друга, пока родители кричали, и упрямо повторяла - "А Серый ее прогонит! Он вырастет и станет сильнее всех. Ты же сам говорил, папа, он почти настоящая овчарка!"
Мужчина скептически косился на смешного толстолапого щенка, но соглашался - ради дочери. Конечно же, тратить деньги на породистого служебного овчаренка он не стал бы, а этот приблудился откуда-то, и насмотревшаяся "Рекса" Аня так просила оставить серое недоразумение, что родители махнули рукой - пусть живет. Тем более, немного и правда похож. Издалека и в темноте.
Но сейчас Серого рядом не было, а звук все приближался, становился громче.
Аня сжалась в комочек на скамейке - вот сейчас ведьма подойдет и оскалит острые зубы...
- Что с тобой, малышка? Ты потерялась? Девочка вздрогнула, подняла голову - тихий приятный голос совсем не походил на рычание чудовища.
Цок-цок...
Вышедшая из тумана женщина сделала еще пару шагов, подходя к заплаканному ребенку, и Аня чуть не рассмеялась - вот глупая, почти десять лет, а все верит сказкам.
Конечно же, никакая это не ведьма, просто острые каблуки осенних сапожек громко цокали по асфальту. Правда, она действительно рыжая, длинные медные волосы завиваются колечками на висках, оттеняя бледную кожу. Но глаза совсем не черные, какого-то непонятного цвета, одновременно карие, серые и зеленые. А улыбка просто сияет, вопреки грусти во взгляде.
- Вы ведь не ведьма, нет? - Аня сама не знала, зачем спросила, и покраснела - какой глупый вопрос.
Но женщина только рассмеялась, отрицательно покачала головой, подобрав полу длинного зеленого пальто, и присаживаясь рядом.
- Так что у тебя стряслось, м? Где твои родители? В парке не стоит гулять одной так поздно, - мягко заметила она.
- Они там... празднуют у папиного начальника юбилей, - девочка мотнула головой, указывая на возвышающийся на берегу реки недавно построенный отель.
И вдруг снова расплакалась, выплескивая обиду и страх.
- Мы из Лесного, это соседний город, маленький... Мы приехали все вместе, но с собаками было нельзя. Мама стала ругаться, что нельзя было брать Серого, а я не могла его бросить одного дома. Папа попросил охранника подержать его в будке, но Серый потом куда-то сбежал. А мама сказала, если он до ночи не придет, мы уедем одни... и я пошла его искать, но его нигде нет.
Она всхлипнула и замолчала, подумав, что это все неинтересно и невежливо, но незнакомка внимательно слушала, задумчиво глядя в туман.
Огромное, сверкающее огнями здание резко выбивалось из общей картины, казалось чужим на фоне старого парка, громкая музыка разбивала тишину, и женщина поморщилась.
- Я бы тоже сбежала. Сумасшедший дом, - наконец сказала она, - А искать не стоило. Собаки всегда возвращаются к своим хозяевам, если не бегать.
Девочка удивленно покосилась на нее, вытирая слезы.
- Но я же его люблю!
- Все кого-нибудь любят. Но знать об этом не нужно. Тем более щенкам. Они от этого перестают слушаться и убегают, - невесело усмехнулась в ответ женщина, - Просто они еще маленькие. Как и ты.
- Я не маленькая, мне девять! - вышло немного запальчиво, и женщина снова улыбнулась.
- А мне двадцать девять. Разница, кстати, не так велика, как кажется.
Она встала, и протянула ребенку руку.
- Идем.
- Куда? - Аня недоверчиво посмотрела на нее, вспомнив предостережения мамы, но незнакомка не обиделась.
- Совсем недалеко, к реке. Там не так темно, - она показала рукой на второй ряд скамеек у берега, и девочка успокоилась, кивнув.
- Хорошо.
***
Здесь туман был гуще, река в тусклом свете казалась черной, вода блестела, как оникс в гранитной оправе берега. Чуть подальше прохаживались запоздалые парочки, рискнувшие в такую погоду выйти из дома, на соседней скамейке дремал седой старик, из потертых наушников доносилась тихая мелодия, оркестр играл нечто, напоминающее вальс.
Рядом с ним сидела рыжая шотландская овчарка, без ошейника похожая на большую лису. Изящно склонив голову, она смотрела на то, как последние листья, тихо кружатся в сыром воздухе, исполняя свой неведомый танец.
Женщина опустилась на скамейку, тоже глядя на собаку, поискала что-то в сумочке, и вдруг лукаво улыбнулась Ане.
- Хочешь печенья? Разумеется, на улице есть нельзя, но мы ведь никому не скажем, верно?
- Не скажем, - согласилась девочка, отламывая себе половинку - Спасибо.
И снова всхлипнула, - вспомнилось, как все вкусности они с Серым всегда делили напополам...
Женщина промолчала, доела свою часть, аккуратно промокнула губы салфеткой, и стряхнула крошки с рукава. А потом снова улыбнулась, хитро, как лиса.
- Ну, что? Поищем твое чудо, м? Не стоит рыдать такой милой девочке, от слез портится лицо, а хорошая косметика стоит весьма недешево, поверь мне.
- Как же мы его найдем?! Нам никогда не обойти весь этот парк.
Аня подумала, что незнакомка шутит, но в голосе дрожала отчаянная надежда.
Женщина в ответ покачала головой.
- Никогда не говори "никогда". У тебя, в отличие от меня, все еще впереди. К тому же, искать будем не мы...
- А кто?!
Она не ответила, вновь улыбнулась, тонкая кожа перчаток смялась, когда женщина отправила их в сумочку, доставая еще печенья. Потом она встала, бросив короткий взгляд на соседнюю скамейку, и пробормотав что-то вроде "ах, ну да - есть с рук вы, разумеется, не согласитесь", расстелила рядом чистую салфетку, положила на нее угощение.
И, под удивленным взглядом Ани, направилась прямо к колли.
- Здравствуйте, мадам Лиза. Угощайтесь, пожалуйста.
Собака подняла глаза, и несколько раз шевельнула хвостом, словно отвечая. А потом неторопливо приблизилась, осторожно взяла печенье, и деликатно захрустела.
Женщина тем временем опустилась на корточки, так, чтобы их глаза были на одном уровне.
- Вы ведь поможете нам привести малыша обратно, мадам? Прошу прощения, что отвлекаю вас от прогулки, но уверена, как мать вы поймете чувства этой девочки, и не откажете нам в столь скромной просьбе... Пожалуйста!
Колли молча закончила с угощением, подцепила зубами салфетку, и опустила ее в урну. Потом понюхала воздух, с достоинством повела головой, и исчезла в тумане аллеи.
- Ну, вот. Теперь нам остается только немного подождать, - довольно улыбнулась женщина.
- А... - ошеломленнная девочка посмотрела на мирно спящего старика - А если его Лиза тоже сбежит?!
Женщина покачала головой.
- Собаки не могут бросить хозяина, даже когда на них нет ошейника и поводка. В них есть своя загадка, и, наверное, именно поэтому иногда они правда стоят любви, - тихо проговорила она - Кроме того, женщины вообще как правило мудрее.
- Вы знаете этого человека? - еще больше удивилась Аня.
- Нет. Но я знаю Лизу. У нее три дочери, пять сыновей, красивое имя, и родословная длинее Темзы. Поэтому она ужасно гордая, как и все колли. Но, в сущности, добрая и очень верная.
Аня молчала. Девочке казалось, что все это сон - туманный парк, черная река, женщина, умеющая разговаривать с собаками...
Она хотела спросить, можно ли этому научиться, но не успела - издали послышался приглушенный лай.
Из тумана вынырнул крупный серый щенок, он бежал, мотая головой, смешно путаясь в лапах, и поминутно отвлекаясь то на листья, то на кусты. Но следом рыжей тенью скользила взрослая овчарка, переодически ворча и подталкивая малыша носом, она следила за ним, как мать за непослушным ребенком, не давая сбиться с пути.
- Ураааа!!! Лиза, ты... вы просто чудо!
От Аниного крика старик вздрогнул, и проснулся. Удивленно посмотрел на счастливую девочку, обнимающую щенка, потом на молодую женщину, скромно сидящую на соседней скамейке. Колли, бесшумно занявшая свое место подле хозяина, лежала на траве, изящно скрестив лапы, и делала вид, что она тут вообще не причем. Но он, разумеется, все понял.
- Опять ты, Лизавета, кого-то нам привела? - подслеповато прищурился он, - А тебя как зовут, лапушка?
- Аня, - смущенно улыбнулась девочка.
Но старик не слышал ее. Слегка побледнев, он смотрел на женщину, словно не веря своим глазам.
Потом хрипловато спросил:
- Простите, девушка... я вас раньше не видел?
Женщина равнодушно пожала плечами.
- Вряд ли. Не думаю.
Но старик не унимался.
- Да как же это! Нет, не выжил я еще из ума. Как сейчас помню, август сорок пятого, к тому времени ликование от победы поутихло, а боль от потерь и разруха остались. Многие, кто и выжил, как мертвые были, уставшие, опустошенные сердца отказывались верить, осенью душа по привычке сжималась от тоски и страха - не дай Боже снова пережить это... всю радость на годы вперед та проклятая война из людей выжгла. Мой отец не вернулся, мне лет тринадцать было. Я помогал матери собирать дрова, и помню - там, на Крестовском острове, мы идем, и вдруг откуда-то музыка звучит... это в то время, когда люди улыбаться-то многие разучились. Останавливались, удивленно переглядывались, мы с матерью тоже подошли ближе, и там, в старом парке, без сцены, просто на чистом месте стоял парень, худой, в старой рубахе, но с гитарой. Он играл что-то, дай Бог памяти... что-то непривычное, из того времени, когда никто не думал о войне. И с ним была девушка, совсем юная, прозрачная, как фарфоровая статуэтка... платье из каких-то лоскутов, босиком, только волосы рыжие, как огонь. Но она танцевала, кружилась, протягивала руки, улыбалась - так, словно нет вокруг грязи и смерти... и пела что-то... что-то странное, такое теплое, солнечное. Я помню, как люди закрывали глаза, хоть на миг забывали о потерях, о голоде и слабости... вспоминало о том, сколько хорошего было до... и сколько еще может быть счастья. Там и слова такие были... ох, только бы вспомнить! Вот... - и он запел, стараясь унять дрожащий голос.
Пусть сейчас
В мире ночь,
Темный час,
Мысли прочь.
Солнца нет,
Но есть мы.
И рассвет
Все мечты.
Оживит
Первый луч.
- Первый луч... - он осекся, пытаясь вспомнить слова, и сокрушенно ворча - Да что ж это... проклятущий склероз!
Но женщина вдруг вздохнула, и тихо продолжила.
...Из-за туч.
Будет день,
Будет год.
Грусть и лень -
Все пройдет.
- Вот! Вы знаете! И так похожи, ну просто одно лицо... может быть, это была ваша мать? Или тетка... какая-то другая родственница, так ведь? - воскликнул старик.
- А что было дальше, те люди ушли? - перебила Аня.
Она слушала историю, навострив ушки, и даже забыла, что перебивать нехорошо.
- Нет, лапушка. Их... - старик вдруг осекся, и украдкой вытер повлажневшие глаза.
- Та девушка, она не моя мать, - покачала головой женщина, не дав ему договорить.
- А кто?! - девочка даже подпрыгнула от любопытства, дергая ее за рукав, - Ой, извините...
Женщина молчала, глядя на дремлющую собаку. Старик хотел сказать еще что-то, но в этот момент колли вдруг вскочила на ноги, устремляясь по дорожке, ведущей к домам.
- Ох, Лиза! Куда ты? Замерзла, наверное... Всего вам хорошего, девушки! - хозяин заспешил вслед за своей питомицей, опираясь на потемневшую от времени трость.
- Всего доброго, - кивнула в ответ женщина, - Вы тоже мало изменились, постарели, а глаза все такие же... синие, как ясное небо. Тот мальчик с живыми, сияющими вопреки всему глазами - он ведь даже один стоил того, чтобы танцевать, не обращая внимания на замерзшие ноги.
Аня от удивления забыла даже попрощаться, во все глаза глядя на нее
- А... вы ангел?
Она усмехнулась, в глазах мелькнула острая тень.
- Я не ангел, я ведьма. Просто сказки всегда преувеличивают.
- Но ведьмы... -девочка поежилась, хитрые и жестокие! Плохие! Почему вы тогда помогли мне?!
Женщина равнодушно пожала плечами.
- И что с того? Ангелов не существует. Кто-то же должен делать их работу. Иначе этот мир окончательно сгниет. Впрочем, взрослым уже не поможешь. Здесь только дети еще помнят о чудесах... остальные давно забыли, что значит - жить.
Ну, все - бери свое чудо, и бегом к маме и папе! - строго закончила она, хотят глаза поблескивали лукавыми искорками.
Аня послушно подхватила щенка на руки, и поспешила к отелю, но обернулась у самых ворот.
- Все равно... неважно, кто вы! Спасибо вам! - крикнула она.
За спиной никого не было. Только на ветке, зацепившись ниткой, тихо шелестели две золотые бумажные звездочки. Наверное, оторвались от гирлянды в отеле, и улетели сюда, чтобы станцевать под речным бризом свой собственный вальс. Ветер трепал хрупкую бумагу, ветви цеплялись за них, но даже самые сильные порывы не могли разорвать нить, которая их связывала. Не мог оторвать их друг от друга.
Женщина стояла в глубине аллеи, глядя в туман. Ее глаза блестели.
"Знаешь, Аня? У меня ведь могла быть такая дочка... у нас могла быть".
Но вслух она не произнесла ни слова.
***
А далеко - далеко оттуда, почти на другом конце света, худощавый парень старался унять бешено колотящееся сердце.
- Ну, тише, тише, не надо плакать, малышка, все хорошо, все закончилось... а это ерунда, до свадьбы заживет!
Он сам не мог понять, как заметил этот чертов джип, и как успел оттолкнуть испуганную девочку, переходившую дорогу, и не заметившую пьяного дурака за рулем. К счастью, все обошлось ушибленной коленкой, но маленькая Катя никак не могла успокоиться, дрожала и всхлипывала, уткнувшись в мягкую кожу темной куртки.
Парень немного растерянно гладил ее по голове, пытаясь сообразить, как обычно успокаивают детей. Катя доставала ему, сидящему на корточках, только до плеча, и глядя поверх ее макушки, он вдруг увидел, как в кустах что-то блеснуло...
Обрывок золотой нити, и пара бумажных звездочек, вероятно, оторвавшихся и улетевших с какой-то праздничной гирлянды. Они зацепились за ветви боярышника, трепетали на ветру, и у человека почему-то закружилась голова.
- Катюш, ну все... не надо больше плакать...
Будет день,
Будет год.
Грусть и боль -
Все пройдет.
Шепотом пропел он возникшие в голове строки.
- Не буду. А что это за песенка? - вытирая слезы, улыбнулась наконец-то переставшая вздрагивать девочка.
- Какая песенка? А, эта... - парень удивленно хмыкнул, сам не зная ответа, - Да фиг ее знает. Пришло что-то в голову, наверное по радио слышал. Ну, давай, беги домой. Только будь аккуратнее в другой раз.
- Хорошо. До свидания!
- Ага, пока! - парень напоследок крепко обнял ее, и отпустил, устало улыбнулся, нашаривая в кармане ключи от машины. И посеръезнел, оглядываясь по сторонам...
- Так. Я же у банка припарковался... Черт возьми, что я вообще на этой улице делаю?! И вроде не пил вчера ничего крепче чая... вот что за фигня, а?
Он пожал плечами, машинально взглянул во двор, где скрылась Катя, и направился туда, куда и планировал. То есть - за цветами для девушки.
***
Спустя некоторое время они поженились. Сначала завели щенка, потом - родился Темка. Жили, можно сказать, неплохо. Для всех - счастливо. А в сущности - просто... нормально. Как еще скажешь, когда все радостное и яркое давно стало обыденным и будничным? Вот именно - нормально. Как все. Может даже, получше многих. По крайней мере - без нужды и спокойно.
А его иногда тянуло в лес. Он не понимал - зачем. Но уезжал на пару дней, не слушая упреков жены - перед ней было совестно, но что-то в груди кололо, билось сильнее разума, - прочь из душного города, располневших, растерявших прежнюю бесшабашность друзей. Там, в густой чаще, на границе ленинградской области, и Карелии, все было иначе. По утрам ломило спину, он давно отвык от ночевок в палатке, но просыпаясь, выходя к каменистой реке, и глядя на рассветное солнце, пробивающееся сквозь сосновые ветви, он ощущал себя... иначе. Здесь все было свежо, красиво, и немного волшебно - дикое место, непопулярное у туристов, осторожные белки, мелькающие в кронах, свежий запах дождя, далекие крики чаек, шуршащие иголки под ногами, следы лося в черничнике, и вкус редкой земляники... вкус детства. Когда не было "надо" и "положено", когда можно было дурачиться, шуметь, дышать полной грудью... да просто - жить. Счастливо, свободно... совсем не так, как сейчас.
Здесь все было неправильно, по настоящему, холодная вода бодрила быстрее кофе, и в шуме ветра не слышалось фальшивых нот. В одиночестве снились совсем другие сны... странные, порой не вполне приличные, в которых не было недовольной жены, или симпатичных длинноногих сотрудниц с работы. Кто был? Этого он не знал. Но, просыпаясь в одиночестве, и на закате выходя покурить к лесному озеру, понимал, глядя на безмятежную гладь, по которой скользили водомерки.
"Я скучаю только по сыну... и вернусь, как иначе. Выше нос, Тим, не грусти там!"
- Папа...
Когда он услышал тонкий голосок за спиной, то подскользнулся, оступившись, и соскальзывая на мелководье. Поспешно выбрался, и резко обернулся, машинально пытаясь стряхнуть промокшую куртку. Испугался, что сошел с ума - ребенок, стоящий на пригорке, был очень похож на Артема. Но, к счастью, конечно не он - просто также обознался.
- Извините... дядя, я кажется... заблудился. Вы не видели моего папу? - пролепетал он, шмыгая носом.
- Не видел, а он кто - охотник? Или вы туристы? Ты давно здесь? Как тебя зовут? Блин, да ты же тоже промок весь! Иди срочно греться! Иди-иди, не бойся, я такую мелочь не ем! - немного нервно пошутил мужчина, добравшись до палатки, спешно набрасывая на плечи ребенка одеяло.
- С утра... он профессор, в городе. А я Эрик. Я был у бабушки в деревне, меня Колька с Олегом позвали лисью нору искать, а потом лося увидели и убежали. А я упал и не знаю, как выйти... спасибо! - мальчик захрустел сухарем, кутаясь в одеяло, и исподлобья глядя на слегка растерянного человека, - А вы меня проводите в деревню?
- Да уж тут не брошу, конечно, как эти ваши Колька с Олегом... вот паразиты мелкие, найти бы их... Или хоть знать, в какой стороне эта твоя деревня, - пробормотал он, пытаясь заставить телефон открыть навигатор, - Как она там хоть называется, а?
- Пло-тич-но! - по слогам выговорил Эрик.
...Бесполезно. Интернета в такой глуши в помине не было, и телефон снова и снова попискивал привычное "не удалось подключиться к серверу".
- Вот черт... - мужчина зябко поежился, мысленно ругая себя, что не захватил запасную куртку, и мельком взглянув на ребенка. Мальчик, судя по всему, уже простыл, а до дороги, где осталась машина, идти почти час. Да и то - через час стемнеет, белые ночи давно закончились, и в августовских сумерках самому проще простого заблудиться, не разглядев оставленные метки.
"Надо собраться, отставить эти психи, и решать... в конце концов, позвонить в МЧС, заряда в телефоне немного, но на один звонок должно хватить. Только бы тут вышки работали... Боже, помоги!"
Человек набрал короткий номер, надеясь на чудо. К счастью, связь была, слабая, но девушка-оператор на том конце ответила. Быстро объяснив ей ситуацию, и примерно обрисовав, где находится, он вздохнул с небольшим облегчением, - их должны найти и помочь.
- ...Да, не выключать телефон. Я понял. Спасибо, жду. Ну, вот, Эрик... не дрейфь! Скоро к нам приедут спасатели, и ты будешь дома! Найдешь этого Кольку, и дашь ему по шее, чтоб знал, как бросать друзей! - преувеличенно-бодро подмигнул он, заставив себя улыбнуться.
На самом деле в голове метались неприятные мысли.
"Уже поздно, тут такая глушь, я сам продрог, и пацан уже весь лихорадит... черт, только бы воспаление легких не схватил! Только бы они собрались побыстрее, установили координаты... а актер из меня паршивый, конечно".
Ребенок не очень поверил, крепче кутаясь в одеяло, и слабо улыбнувшись.
- Пусть нас побыстрее найдут... голова что-то болит.
- Нас обязательно найдут... обязательно. Все будет хорошо! - упрямо повторил мужчина, на всякий случай набрасывая поверх еще и спальник, и крепче прижимая ребенка к себе.
Прошло три часа. Холодный ветер пробирал до костей, мокрая куртка совершенно не спасала от ночной прохлады, и он, ощущая, как сам начинает заболевать, нервно поглядывал на умирающий телефон, повторяя себе "только не спать..."
Наконец, экран погас. Ночной лес зловеще шуршал, мальчик в темноте тихо заплакал, человек мысленно матерился, не зная, куда деть внутреннее напряжение. Спасатели, конечно, не виноваты, но... чтоб их так и еще так... где их черт носит?!
- Мы умрем, да? - прошептал ребенок, видимо, ощущая состояние.
Дети вообще все видят. Намного больше взрослых.
- Нет, конечно! Глупостей не думай, хорошо?
- Мне страшно...
- Ну, не надо... ты же не один, я с тобой! Все будет хорошо, обещаю!
Он каким-то чудом заставил себя немного встряхнуться, пошевелив затекшей рукой, изо всех сил стараясь не проваливаться в жуткое забытье.
"А ему можно поспать, может станет легче, хотя бы не будет трястись от страха..."
Ангел мой,
Засыпай...
Ждет нас всех
Дивный край.
Там есть я,
И есть ты -
Там живут
Все мечты.
Откуда-то на ум снова пришла странная колыбельная, хоть убей, он не мог вспомнить, где ее слышал... но Эрик успокоился, дышал ровнее, судя по всему, успокоившись и заснув. А ему самому становилось хуже, казалось, болит абсолютно все, тяжесть накатывала неприятными волнами, голова кружилась, и незаметно для себя он тоже задремал.
Во сне ему чудился белый туман, было тихо, и слишком спокойно... не страшно и не больно, просто - никак.
"Наверное, это действительно смерть..."
Словно в насмешку перед глазами возникло кладбище, свежая могила и гранитная плита, надпись на ней гласила "Сиверцев Николай Петрович, 1932 - 2023 г." Чуть ниже лежал венок с черной лентой "Блокадникам Ленинграда от Общества Памяти".
У могилы, положив голову на скрещенные лапы, неподвижно лежала рыжая овчарка без ошейника.
По дорожке, шурша опавшими листьями, шла такая же рыжая женщина. В руках у нее были красные гладиолусы. Она положила цветы к подножию плиты, смахнула перчаткой листья, немного помолчала, глядя на выбитую надпись, и кинула, обернувшись к собаке.
- Здравствуйте, мадам Лиза.
Колли безразлично повернула голову, глаза у нее были тоскливые и больные.
- Снова ты? - послышался в голове усталый голос.
Женщина слегка улыбнулась.
- А кто еще? Пойдешь со мной?
Собака подняла голову, и снова опустила ее на лапы, закрыв глаза.
- Зачем? Я не хочу больше жить.
- Жить нужно всегда. Хотя бы в память о нем, - тихо проговорила женщина. И, помолчав, вздохнула, - А мне просто очень одиноко, понимаешь?
Колли словно не услышала, лежала, безучастно глядя закрытыми глазами на памятник. С кленов у ограды облетали листья, рыжая тоже молчала, стояла, и смотрела перед собой, сложив на груди руки.
Они обе были похожи на вытертые лисьи воротники, только один еще пытался сделать вид, что он - живая лиса. Где-то вдали каркали вороны, начал накрапывать мелкий дождь, невидимая среди веток, звонко засвистела свою мелодию какая-то птица.
Собака вдруг навострила уши, прислушиваясь к чему-то, мотнула головой, как будто в раздумьях, и поднялась на ноги, встряхнувшись.
- Хорошо. Будем жить.
***
По дорожке, ведущей к выходу с кладбища, неторопливо шли две одинаковые рыжие тени, обходя грязные лужи, в которых плавали такие же рыжие листья.
- Не грусти, - колли махнула пушистым хвостом, взглянув на новую хозяйку. А может - сестру, - Помнишь Аню? Она вышла замуж. И Серый вырос больше меня. Прямо настоящая овчарка, - в голосе послышалась ирония - Ну, почти. А ты как?
Женщина улыбнулась, также скрывая грусть за сарказмом.
- Тоже замужем. Работаю. Живу. Счастлива... почти.
- А щенки?
Она пожала плечами.
- Зачем? Этот самодовольный дурак того не стоит. Без любви детей заводить нельзя. Да и щенков тоже. Они ведь все видят.
- А что он?
- Повзрослел. Любит сына. Счастлив с женой.... ну, ты поняла, - сил на иронию уже не хватило.
Овчарка сочувственно фыркнула, но промолчала. Потом тот же голос безмолвно спросил.
- Помнит?
- Надеюсь.
- А ты?
- Молчу, - бесцветно отозвалась женщина. И вдруг подняла голову, улыбнулась - сияюще и лукаво, как настоящая, живая лиса - И ты помолчи, Лиза. Он нас видит. Во сне мы все - дети. А они - помнят. О чудесах.
Человек вздрогнул сквозь сон, силясь крикнуть... быть может - имя? Но откуда ему знать, как ее зовут? Отчего улыбка словно напомнила о чем-то прекрасном и ценном, таком, чего нет наяву? И ему вдруг показалось, что он летит в пропасть... ведь память, как правило, на нее и похожа.
***
Темнота, которую едва разрезает тусклый свет керосинки, удушливый запах гари, чей-то злой лающий хохот, кровь повсюду, и как в насмешку - золотая новогодняя нитка с бумажными звездочками на окне.
- Мы никакие не соглядатаи, это ошибка! - твердо повторяет парень, глядя им в глаза, - Мы вместе не первую жизнь... то есть - не первый год. Для того, чтобы люди помнили... что есть не только голод, боль и смерть.
Человек в погонах криво ухмыляется, хрипло рявкает, как бешеный пес.
- Поговорите у меня... бездельники, сволочи беспаспортные. Ты посмотри, Иваныч, еще смеются, гады!
- Да черт с ними, разбираться еще... делать больше нечего. Кузнецов, заканчивай, - равнодушно хмыкает второй, сидящий за столом, и снова утыкается в грязные бумаги.
Выстрел, резкая боль в груди, он пытается прикрыть кого-то, но не успевает. В глазах темнеет, прохладная ладонь касается руки, и боль уходит. Рыжая девушка крепко держит его руку, шепчет "это ничего... я все равно не отдам тебя". Еще выстрел, она пытается не упасть, обрывает нитку, в ладони остаются две бумажные звездочки.
"Это не конец, конечно нет... только не забудь меня. Не забудь о нас".
Несколько фраз на незнакомом языке,
Что-то взрывается, люди вокруг кричат, в их голосах больше нет самодовольства, только животный страх. Помещение охватывает огнем, но боли больше нет.
На ее губах застывает усмешка, он так и не отпускает руку.
"Мы - вечны. Никто теперь ничего не изменит".
"Приходи ко мне... Я дождусь".
- Засыпай, - эхом доносится шепот, - Я приду к тебе. Потом, когда она уснет.
- Она? - с недоумением переспрашивает он.
Рыжая молча качает головой, улыбка становится грустной.
- Засыпай...
***
- С вашим мужем все будет хорошо, не волнуйтесь так. Ему просто нужен отдых, но, думаю, уже через пару дней мы его отпустим домой... Вообще, ему сказочно повезло, будто ангел крылом прикрыл, - тепло улыбнулась немолодая доктор.
А отец Эрика, который, к счастью, всего лишь простудился, и спокойно спал дома, рядом с заплаканной няней, расчувствовавшись, даже стиснул молодую женщину в медвежьих объятиях, и тут же смущенно отступил, не знаю, что еще добавить.
- Он герой, на такой поступок немногие способны, я приложу все усилия, чтобы его представили к награде! Если бы не он, мой сын... да будь все проклято, у меня ведь кроме него ничего и нет!
Она устало кивала, улыбалась врачу сквозь набегающие слезы, судорожно отбрасывала со лба светлую челку.
- Спасибо вам, доктор, и спасателям спасибо... за все. Слава Богу, что все обошлось. Я места себе не находила эти два дня. Ну что вы, Михаил Викторович... уверена, вы сами поступили бы точно также, окажитесь там с нашим Темкой. Ох, что я несу, не приведи Господь, конечно, такого! - нервно перекрестилась она.
Через час все разошлись. Доктор перед тем, как выйти, проверила пульс, кивнула, повторила, что нужны тишина и покой, и все будет хорошо. Артема забрала бабушка, а его мама осталась рядом с мужем, задремала в кресле. Сквозь сон ей чудилась тихая мелодия, потом скрипнула дверь, и мужчина протянул руку, улыбнулся кому-то незримому - так, как никогда не улыбался ей. Но это был всего лишь сон, верно?
Утром человек проснется, спросит об Артеме, поцелует радостную жену.
"Все хорошо, Зая, все закончилось... я нормально себя чувствую. Как я мог вас бросить?"
И странно-счастливо улыбнется, задумчиво глядя в окно. Но у женщины от его улыбки почему-то неприятно кольнет сердце. Она проследит направление его взгляда, и пожмет плечами.
"Ерунда какая. Я просто перенервничала, вот и все"
На окне больницы, украшенной к Рождеству, среди ярких гирлянд и разноцветной мишуры, незаметно блеснет золотая нитка, две бумажные звездочки тихо прошуршат на сквозняке
"Могут быть порознь люди, но не души. Все будет хорошо, родной. Пока мы помним".
Ангел мой,
Засыпай...
Ждет нас всех
Дивный край.
Там есть я,
И есть ты -
Там живут
Все мечты.
Пусть сейчас
В мире ночь,
Темный час,
Мысли прочь.
Солнца нет,
Но есть мы.
И рассвет
Все мечты.
Оживит
Первый луч.
К нам скользит
Из-за туч.
Будет день,
Будет год.
Грусть и боль -
Все пройдет.
Будем мы,
Будет Рай.
На земле,
Засыпай.
Все плохое - всего лишь кошмарный сон. За которым обязательно приходит утро. Иногда - с рыжим лисьим хвостом.))
@музыка: Анна Герман – "Светит незнакомая звезда"
@настроение: ---
@темы: иероглифы на рисовой бумаге, волчьи сказки, © Рей-сан
-
-
01.11.2013 в 00:28Я сегодня видел как дрожал, словно струна, холодный осенний воздух. Тшшшш. Это была ты
-
-
01.11.2013 в 12:10Я видела, что ты не такой уж зайчик
Впрочем, это не важно. Мне ты нужен любым, а остальное переживем)
Рада, что нравится. Если хочешь, могу переименовать Серого, писала давно, и не подозревала о плагиате)
Просто по фото.
-
-
01.11.2013 в 12:43-
-
01.11.2013 в 20:23-
-
02.11.2013 в 12:36-
-
02.11.2013 в 22:16-
-
03.11.2013 в 00:50